Не на жизнь, а на смерть

Сначала сюда, потом туда. Люди в галерее торопятся к нему навстречу. По-прежнему звенит сигнализация. Что-то побрякивает у него в голове, словно детская погремушка. Шш-шш. Шш-шш. Эти картины, мимо которых он пробегает, они просто смешны. Длинные волосы в носу, Джонни. Ни одной так и не удалось сымитировать реальную жизнь, не говоря уж о том, что таится за ее фасадом. Ни одной не удалось отразить мысли ни единого человеческого существа на земле, мысли пещерного троглодита. Но потом он распахивает другую дверь, и все разом меняется. Зал темноты и мрачных теней, черепов и хмурых бескровных лиц. Да, все именно так. Веласкес, Эль Греко, испанские живописцы. Черепа и тени. О, Веласкес.

Почему его мать не научилась писать такие картины? Когда они умерли. (Вместе, в постели. Из-за утечки газа. В полиции сказали, что ребенку повезло, что он остался жив. Повезло, что окно в его комнате было чуть приоткрыто.) Когда они умерли, он забрал из дому только ее картины, все до единой.

«Просто игра».

«Длинные волосы в носу, Джонни». Она подстригала волосы в его носу, пока он спал. Как он молил ее, молил одними глазами, чтобы она воткнула ножницы ему в горло. Она была так осторожна. Чик. Так нежна и осторожна. Чик. Ребенку повезло.

Что они могли знать?

Ребус поднялся по лестнице, прошел через книжный магазин. За ним следовали офицеры полиции. Он дал им знак рассеяться. Все выходы перекрыты. Но он предупредил их, чтобы они соблюдали дистанцию.

Малькольма Чамберса должен был взять он, и никто другой.

Первая галерея была просторной, с красными стенами. Охранник показал ему на дверной проем направо, и Ребус устремился туда. У самой двери висела картина, на которой был изображен обезглавленный труп, весь в крови. Ребус мрачно улыбнулся: эта картина предельно точно отражала его мысли. На оранжевом ковре засохли бурые пятна крови. Но даже без этих следов он без труда определил бы, куда направился Чамберс. Туристы и служители галереи расступались перед ним, показывая дорогу. Его сопровождал неистовый рев сигнализации. Его ноги снова стали свинцовыми, а сердце стучало так громко, что ему казалось, будто все окружающие слышат стук.

Он повернул направо, попав из маленького углового зала в длинную галерею, с противоположной стороны которой находились массивные деревянные двери со стеклянными вставками. Возле этих дверей стоял еще один служитель, держа на весу изрезанную руку. На одной из дверей был заметен кровавый отпечаток. Ребус остановился и заглянул в зал.

В дальнем углу зала, скорчившись, сидел Оборотень. Прямо над его головой висела картина, изображавшая какого-то монаха в плаще с капюшоном. Лицо монаха было скрыто тенью, падавшей от капюшона. Наверное, он молился. В руках он держал череп. По черепу стекала кровь.

Ребус толкнул дверь и вошел в зал. Рядом с этой картиной висела другая, изображавшая Деву Марию. Звезды окружали нимбом ее голову. На месте лица Богоматери была прорезана большая дыра. Фигура, застывшая под картинами, была безмолвна и неподвижна. Ребус сделал несколько шагов вперед. Он бросил взгляд налево и увидел на противоположной стене портреты каких-то знатных особ с несчастными лицами. И у них были для этого все основания: полотна были исполосованы так, что головы были практически отсечены от тел. Теперь он подошел совсем близко. Достаточно близко для того, чтобы разглядеть, что Малькольм сидит рядом с картиной Веласкеса «Непорочное зачатие». Ребус снова улыбнулся: действительно непорочное, ничего не скажешь.

И тут Малькольм Чамберс резко вскинул голову. Его глаза были холодны, лицо изрезано осколками ветрового стекла «БМВ». Когда он заговорил, его голос прозвучал безжизненно и устало:

– Инспектор Ребус.

Ребус кивнул, хотя это и не был вопрос.

– Я часто задаю себе вопрос, – заговорил Чамберс, – почему моя мать никогда не приводила меня сюда? Не помню, чтобы меня вообще куда-нибудь водили. Может, только в Музей мадам Тюссо ^[29]. А вы были в Музее мадам Тюссо, инспектор? Мне очень нравится комната ужасов. Моя мать туда даже не заходила. – Он засмеялся и оперся на низкое заграждение, пытаясь встать на ноги. – Мне не следовало резать эти картины, правда? Наверняка они бесценны. Какая глупость, если разобраться. В конце концов, это всего лишь картины. Почему картины непременно должны быть бесценными?

Ребус протянул руку, чтобы помочь ему подняться. И в тот самый момент он снова увидел портреты. Исполосованные портреты. Не изорванные, а именно исполосованные. Словно рука того служителя. Исцарапанные не человеческой рукой, а каким-то инструментом.

---

29 Музей мадам Тюссо – лондонский музей восковых фигур