Драконы ночи

– Я вам привез фотографии показать, я о них упоминал. Тут неожиданно выплыла на свет одна семейная история. Помните, мы в тот раз про цирк с вами говорили, который вы в детстве посещали, про артистов-гастролеров. Так вот оказалось, что один из них – некий Симон Валенти – мой родственник. Маруся Петровна, дорогая, что с вами?

– Ничего… вы… так вы хотели со мной поговорить?

– Да, да, если позволите, сядем за столик, что вы будете – кофе, коктейль, сок?

– Я… мне ничего, много жидкости на ночь… вредно…

– Мамочка, можно я с дядей Олегом на лошадке проеду? Он меня подержит, – спросила Ольгу Борщакову Даша. – Бабушка, ты куда? Смотри, ну смотри же, как я буду верхом!

– А вы все дымите, как дракон, – это уже сказала Ида Роману Шапкину. – Что же вы меня снова бросили одну? Я же сказала: сегодня мне не хочется с вами расставаться.

Глава 35

МАТЬ И ДОЧЬ

– Достал тебя такой отдых, а, Кать? – осведомилась Анфиса, когда они, оставив все и всех, поднялись к себе в номер. – И как меня, дуру, угораздило выбрать эти «Валдайские дали»?! Вот, Кать, ничего нельзя делать по знакомству, иначе потом вовек не развяжешься. Может, уедем завтра? Вроде сейчас это уже не будет выглядеть позорной капитуляцией?

– Если по правде, то вот сейчас я уж совсем ничего не понимаю, – призналась она через секунду. – Убийца пойман, и это не педофил, а родной отец. Сволочь такая… И что теперь получается – это все? Я думала, все это как-то связано, а выходит, что…

– Я тоже думала, что есть связь, – сказала Катя, – а на деле Уткин и убийство – это одно, рисунок – что-то другое. Провал, Симон и мальчишки – это уже третье. Симон к истории с рисунком отношения не имеет. Учитель Уткин уж тем более, мать Насти, эта пьяница, хорошо его знала, как, впрочем, и все в городе, и если бы это он тогда к ней и к девочке подкатился, то…

– Есть еще и четвертое – история сорок восьмого года.

– Это миф.

Анфиса вздохнула.

– Чего он там тебе плел, этот Симон? – спросила она.

Катя пересказала. Странно, сделать это было не так просто.

– Ни черта не секу, – покачала головой Анфиса. – Вроде все было ясно и просто: в городе искали педофила-убийцу. И вот никакого педофила нет. Или, может, все-таки есть?

– Чтобы понять эпизод с рисунком, – сказала Катя, – надо сначала выяснить, против кого он конкретно направлен: против Даши или против самой Борщаковой?

– Против обеих.

– Девочка испугалась – тогда, там на площадке. Но сейчас, судя по ее поведению, она уже обо всем забыла. Или почти забыла. Или делает вид, – Катя помолчала, – а вот мать ее до сих пор оправиться от случившегося не может.

– По-твоему, кто-то, подсунув рисунок, хотел напугать именно Ольгу?

– У этого «кого-то» есть приметы: мужчина средних лет, в бейсболке, на иномарке.

– Как раз Симон. Черт, его ведь не опознали… Ну тогда… Хохлов Игорь. У него тачка новая и… да и бейсболка наверняка имеется, хотя я его тут в ней не видела, но… У Зубалова тоже тачка, но этот здесь ошивался, когда Даша явилась с рисунком, значит, отпадает. Черт, да тут в городе столько мужиков средних лет! А Уткин имел машину?

– Нет.

– Да, ты сказала, убийство – это одно. И убийство раскрыто?

– Убийство раскрыто.

– А у нас в «Далях» никого пока не убили, значит… А, – Анфиса махнула рукой, – этот твой шериф Шапкин плюнет теперь на все. Убийцу он поймал, вон праздновать, обмывать сюда в бар это событие приперся. Идка его охмурила вконец. Знаешь, он ведь тут, кажется, на ночь остался. С ней остался. Я не думала, что она так скоро… Ты погляди на них – ну совершенно ведь не смотрятся вместе. Он такой костолом здоровущий, а она такая манерная, с таким самомнением, с такими амбициями. Но, видно, с иностранцами ничего не вышло, так она решила на шерифе отыграться. Мужик он сильный, конечно, мускулы вон какие, плечищи, ручищи. Завертит она его.

– Уже завертела, – усмехнулась Катя.

– Нет, все-таки у нее с ним ничего такого – серьезного в принципе быть не может. Слишком они разные. Даже если сегодня переспят, то… В общем, без продолжения этот романчик будет. «Настоящий полковник», «нарушали режим с гигиеной на каждом шагу» – или как там у Пугачихи. У Идки это явно вынужденная посадка, финт какой-то, каприз. Она вообще последнее время какая-то другая. Я ее спросила: уж не больна ли ты, душа моя. А она так на меня глянула: темно, говорит, темно в номере и снится разная чушь собачья. Тебе, спрашивает, ничего такого не снится? А когда тут спать? Мы уже сутки с тобой, Кать, на ногах, на нервах. Вон рожи какие, – Анфиса подошла к столику, на котором стоял телевизор. Над телевизором на стене висело небольшое зеркало.