Драконы ночи

Но она словно не заметила, смотрела мимо него на двери отеля. На пороге стоял Симон.

Глава 34

«ПОДСТАВЬ ДРУГУЮ ЩЕКУ»

Узрев Симона, Ольга Борщакова ринулась ему навстречу как к дорогому и желанному гостю. Ида тоже улыбнулась и мяукнула как кошка «Чао!», отстранилась от Шапкина и встала с дивана. Анфиса замерла – испуганная, сбитая с толку: как, только вчера он был в наручниках, а теперь усмехается как ни в чем не бывало.

«Они не знают о том, что случилось у провала, – решила Катя. – Они ни о чем не подозревают. Напрасно Шапкин грозил ему широкой оглаской. Сам первый никому словом не обмолвился – а насчет того, что отпустил его, даже нам… мне не сказал».

– Давно, давно вас не лицезрели, – в голосе Ольги слышался мягкий упрек. – Забыли совсем к нам дорогу.

– Все хотел заскочить. – Симон медленно обвел глазами холл, скользнул взглядом по Шапкину, Анфисе, зацепил Катю и остановил взор свой на Марусе Петровне. – Повидаться, поболтать, рюмашку пропустить, да вот все дела стопорили.

– Я слышала, вы катер приобрели? – спросила Ида.

«Они его знают, он со всеми тут знаком, – сделала вывод Катя. – Ну правильно, он же говорил, что бывал здесь раньше. Тут никто не видит в нем никакой угрозы».

Шапкин достал из кармана зажигалку и сигареты, щелкнул огоньком и повернул было к выходу.

– Куда же вы? – капризно окликнула его Ида. – Уезжаете? Так быстро? Опять? А я не хотела бы сегодня с вами разлучаться, Рома.

Шапкин поперхнулся дымом. Чуть погодя, когда он курил у входа, Катя, улучив минуту, настигла его, обрушилась с вопросами:

– Роман Васильевич, как это понимать?

– Что?

– Явление.

– Формально он чист. Убийство раскрыто, Уткин признался, арестован, по этому эпизоду против Трущака мы ничего не имеем.

– А мальчишки что говорят?

– Подтвердили его слова полностью: нанял, мол, их в помощь, чтобы помогли ему спуститься в бункер. За это не привлечешь.

– А опознание матерью Насти? Вы же хотели организовать.

– Тамарка Трехсвятская его не опознала. С Настюхой-малолеткой смысла нет опознание затевать, возиться. И палец на рисунке не его. Вот и все. После признания Уткина в убийстве сына (кстати, отпечаток на рисунке тоже не его) против Симона Трущака у нас ничего нет. И вообще убийство раскрыто, сейчас все внимание на Уткина, а рисунок… Пока его вообще ни к чему не пришьешь, ни к одному из известных эпизодов. С версией педофила мы облажались вчистую, если хочешь знать – это моя версия была, ну я и облажался. Так что пришлось этого урода в десять утра с миром отпустить.

– С миром? А урод сюда приехал. Улыбается, скалится как ни в чем не бывало.

– Слушай, голуба моя, что ты от меня хочешь? Вышвырнуть его отсюда? Могу, даже с удовольствием, – Шапкин прищурился. – Олька, правда, за это меня по головке не погладит, он у нее что-то вроде VIP-клиента, бабла на выпивон никогда не жалел в баре, но что ж – рискну.

– Подождите, не надо, что вы в самом деле. – Катя испугалась его решительного вида.

Шапкин хмыкнул.

Послышался цокот копыт. И на фоне багряного заката возникло новое явление: Олег Ильич Зубалов верхом на коне. Позади ехал берейтор – сопровождающий. Как позже узнала Катя, лошадей напрокат для верховых прогулок можно было взять на соседней ферме, где предприимчивые люди организовали что-то вроде школы верховой езды для туристов. Коняга под Зубаловым была гнедая, смирная, но восседал он точно на горячем скакуне – спина прямая, ноги в стременах, поводья намотаны на кулак. Он обогнул клумбу и подъехал к Даше, которая сразу же забыла про волан и ракетку, запрыгала, завизжала от восторга при виде «лошадки».

– Дашенька, смотри-ка, – окликнул ее Зубалов. – Только осторожно, отойди подальше… ну-ка… Н-но!

Он дернул поводья, натянул их до отказа, саданул конягу пятками в бока.

– Что вы делаете?! – встревожился берейтор.

– Хочу поднять его… Н-но, давай, вверх, вверх давай. А вы не орите мне под руку, я в седле побольше вашего!

Конь заплясал, загарцевал, натужно вздыбился, потом опустился, почти упал на передние ноги. Но Зубалов снова огрел его и снова поднял на дыбы. На коричневом конском брюхе – вздутые жилы…

– Дашенька! Девочка! – Голос Зубалова был молодым, звонким, мальчишеским.

Привлеченные небывалым зрелищем, все высыпали из холла наружу.

– Олег, ты разобьешься! – крикнула Марина Ивановна.

– Это я-то разобьюсь? Н-но!

– Прямо цирковой аттракцион. Вам не кажется? Здесь в городке всегда любили цирк.