Драконы ночи

– Все же это здорово, что вы нашли ее, Роман Васильевич, – сказала Катя.

– Да сюда бы вы с подружкой, да с камерой своей новомодной не добрались бы. Или добрались бы? – Он усмехнулся. – Противно небось было?

– Ничего.

– Я бы ее, падаль, наверное, задавил бы. Если бы вот она, маленькая, не закричала. Что-то нашло вдруг, словно я контуженый, а я ведь не контуженый, здоровый, ни разу не болел толком, а вот накатила шиза…

– Я бы сама ее задавила, – сказала Катя. – За те ее слова. Не отдавайте ей Настю ни за что. Лучше приют, чем такая мать.

Расспрашивать девочку очень осторожно они отважились, только въехав на территорию отеля.

– Настя, смотри, какие красивые качели, – Катя указала на детскую площадку. – А там что? Неужели избушка Бабы-яги?

Девочка покосилась на нее, как на идиотку.

– Ты в избушке вчера играла, да?

– Ничего я не играла.

– Тебя дядя сюда на машине привез?

– А то, – Настя говорила с интонациями матери.

– А ты его видела раньше?

Девочка помотала головой.

– Незнакомый, значит, дядя? Машина у него большая?

Девочка кивнула.

– Как эта?

– Не-а.

– Другая?

– Другая. Не такая.

– А узнать сможешь дядю и машину?

Настя лукаво улыбнулась. Улыбка вроде бы означала «да», но при этом она отчаянно замотала головой – «нет».

– Настюш, скажи-ка, а тот рисунок… ну рисунок, который ты девочке здесь отдала… Ведь ты отдала его? – спросил Шапкин.

Настя кивнула. У Кати вырвался вздох облегчения, ну хоть первое признание получено!

– Дядя что, прямо при тебе его рисовал в машине?

– Не-а. Он мне дал «чокопай».

– Что? – не понял Шапкин.

– Печенье такое шоколадное, – подсказала Катя. – Дал тебе печенье, и что потом?

– Мы ехали с ним, все ехали.

– Сюда, на площадку?

– Туда. – Настя показала в сторону реки.

– Там он остановился?

– Да, мы с ним пошли по песочку.

– По пляжу? – уточнил Шапкин. – Сюда? А где он остался?

– Там, – девочка снова кивнула в сторону реки.

– И там дал тебе рисунок? – спросила Катя.

– А то. Картинку. Это не для меня. Это для Дашки.

– А ты знаешь Дашу?

– Не-а.

– Значит, он тебе ее показал?

– А то.

– А ты видела, что там нарисовано, на этой картинке?

– Видела, – девочка снова лукаво улыбнулась. – Дядя дал мне еще «чокопай», сказал: «иди, скажи ей – это тебе, так ты умрешь – отдай и назад». Я сказала, он целую коробку «чокопаек» дал и к мамке отвез, только она дурная была, пьяная.

Она выдала все им на одном дыхании, словно хвасталась – вот она какая, мол, молодчага. Слова «чокопайки» и «ты умрешь» были для нее совершенно равнозначны.

– Сиденья у него какие в машине? Светлые или темные? – спросил Шапкин.

Настя пожала плечами.

– Такие.

– Как эти?

– Не-а.

– А сам он такой же, как я, дядя?

– Не-а. Лучше. Ты дурак. – Настя погрозила Шапкину кулачком. – Ты мамку бил.

– А тот дядя тебе понравился? – спросила Катя.

Настя вздохнула и кивнула.

Что было делать ВОТ С ТАКОЙ СВИДЕТЕЛЬНИЦЕЙ?

Катя высадила ее из машины. Хотела снова взять на руки, но Настя увернулась. В холл отеля они вошли все втроем. К счастью, в холле не было никого из туристов– иностранцев – все уехали на автобусную экскурсию в Новгород.

– Мы наверх поднимемся, предупредите Ольгу Николаевну, пусть приведет дочку, – приказал Шапкин девушке-портье.

– И пусть придет Маруся Петровна, пусть она непременно тоже придет, – торопливо сказала Катя.

ПУСТЬ СТАРУХА УВИДИТ, ЧТО ДЕВОЧКА В КУДРЯШКАХ – ВОТ ОНА, И ЗОВУТ ЕЕ НЕ МАЙ, А НАСТЯ.

Май…

Настя…

Май, Май… Настя…

Что-то позванивало, переливалось, мелодично отбивало ритм, как валдайский колокольчик, в лифте, когда они поднимались наверх. Или, может, это звонило-стучало в голове Кати от усталости, от запаха бензина, от духоты, от вони «хат» и «вороньих слободок»?

В холле на втором этаже их уже ждали все. Весть мгновенно разнеслась по «Далям». Ольга Борщакова, Хохлов, охранники, Маруся Петровна, Анфиса… На пороге своего номера стояла Ида. Была здесь и Марина Ивановна Зубалова. Только муж ее отсутствовал.

– Вот Роман Васильевич нашел ту девочку, – объявила Катя, выводя за руку Настю вперед. – Дашенька, это ведь она и есть?

Из-за Хохлова, как из-за ствола дерева, выглянула Даша. Настя, увидев ее, снова заулыбалась.

– Это тебе. – Она запрокинула головку и начала смеяться.

– Боже мой… какой ужасный ребенок. – Ольга Борщакова смотрела на девочку с отвращением, словно на какое-то насекомое. – Это она?