Мешок кедровых орехов

— Идите домой, — сказал я. — Над вами кто-то пошутил. Нет у журналистов ни особняков, ни машин. Собственные квартиры и то не у всех. Так что ступайте, юноша. Здесь ловить нечего.

— Вы меня обманываете, — произнес он ровным, утверждающим тоном. Прямо как следователь. — У каждого журналиста — особняк и машина. Я точно знаю.

«Сейчас опупею! — со страхом подумал я, — Он точно знает! А я не знаю. У меня, оказывается, особняк и машина, а я и не подозреваю. Сижу тут, кретин, ломаю голову — где бы саночки раздобыть, за угольком съездить? Беременную жену совсем заморозил в шестиметровой комнатушке… А он, сопляк, точно знает!..»

— Ладно, — я решил сознаться. — Есть особняк. Через полчаса закончится рабочий день — пойдем вместе, покажу. Ядринцовский спуск знаешь? Вот там у меня особняк, на косогоре. За тридцать рублей в месяц. Плюс топливо и электроэнергия. Пойдем, пойдем — убедишься. Только при жене свой бред не вздумай повторить. Она у меня на сносях — ей волноваться вредно… Ну посмотри, чудак ты этакий, похож я на владельца особняка?! Или другие — похожи?.. Володя! — заорал я в открытую дверь, увидев пробегавшего мимо репортера Ключикова. — Ты нас домой не подбросишь? С молодым человеком? Машина-то у тебя на ходу?

— Машины у меня, старик, все на ходу, — обрадовался случаю похохмить Ключиков. — И швейная, и стиральная, и натуральная. Только колеса я к ним, гы-гы, не приделал…

— Ну? — повернулся я к молодому человеку. — Слышал?.. Уж до такой степени нельзя в облаках витать. Надо хотя бы маломальское представление о жизни иметь. И еще в газету собрался… с этаким багажом.

Мальчик задумался. Вернее — взял тайм-аут. Думать он, кажется, вообще не умел. Посидел, уставя взгляд в пространство. И выдал:

— Тогда помогите мне устроиться в торговлю.

Новое дело! Я опешил.

— Вот это виражи! А почему в торговлю?

— Я стану воровать — заведу себе особняк и машину, — четко ответил мальчик. Легко так выговорил: «стану воровать» — как благонамеренное: «буду очень стараться».

«Сумасшедший! — осенило меня. — Маньяк!»

Как же я сразу не догадался? Должен был догадаться. Этот безумный взгляд, который я принял за бездумный. Эта его «малахольность». И то, как он не слушал мои наставления, а слушал всегда что-то далекое в самом себе. Точно — сумасшедший.

— Воровать-то вроде бы нехорошо, — осторожно заметил я.

— Но там все воруют, — возразил он. — Воруют и покупают машины… и особняки.

Поехало!.. В больном его мозгу была одна накатанная дорожка.

Я решил не спорить.

— Может быть… Может быть, и особняки… не знаю. Но — до поры до времени. Пока их не поймают. А их ловят. Вот пожалуйста, — у меня на столе лежал как раз большой судебный очерк о расхитителях. — Поймали восемь человек, дали всем вместе восемьдесят лет. В среднем — по десятке на брата. С конфискацией имущества… Не надо вам в торговлю. Вы неопытный, и вас посадят. Понимаете? И отнимут украденное… Да если не поймают… Вы же видите, какая сейчас кампания идет: проверяют людей, живущих не по доходам.

Насчет кампании я его не обманывал. Шла как раз такая. Приглашали куда положено некоторых, не в меру «упитанных», граждан. Интересовались: «Откуда дровишки?» Да он и сам должен был заметить — читал ведь газеты.

Впервые молодой человек заволновался. Черты его, всегда неподвижные, мгновенно исказились, полыхнуло смятение, подбородок беспомощно задрожал.

— В таком случае пусть мне разрешат выехать в Швейцарию!.. Почему меня не отпускают?!

Я не стал спрашивать, зачем ему в Швейцарию. Я теперь знал зачем. Догадывался. И он тотчас подтвердил мою догадку.

— Я бы там устроился работать, — сказал он cправляясь с волнением — женился бы на скромной, честной девушке, купил в рассрочку особняк и машину.

Все! Круг замкнулся. На колу мочало…

Сомнений больше не оставалось: паренек был капитально «задвинутым». Причем помешательство его, учитывая возраст паренька, было, пожалуй, уникалым.

Сумасшедшие в редакцию, случалось, забредали. Регулярно ходил седой и величественный автор эпохального романа «Война «Войне и миру», ведущий многолетнюю титаническую борьбу с графом Львом Николаевичем Толстым. Роман его состоял из тысячи части, каждая часть помещалась на отдельной блокнотной страничке, а носил он свое творение в холщовом мешке, как Велимир Хлебников. Появлялся иногда страшный старик Кудеяров, бывший рубщик мяса. Кудеяров жаловался на органы и на администрацию рынка. На Центральном рынке, под мясными прилавками, утверждал он, засели четыре диверсанта с радиопередатчиками, а зеленые лейтенантики из КГБ и молокосос директор не хотят в это поверить.