Возвращение блудного бумеранга

— Сонна.

— Какая Сонна?

— Ну, жена Робина.

— Так это дом Робина?

— А вы не знали?

Кира с Лесей пожали плечами. Откуда им было это знать?

— А что она кричит? — с интересом спросила Леся.

— С мужем ругается.

— А кричит чего?

— Просто ужасные вещи.

— А все-таки?

— Гонит мужа вон. Кричит, что он ей изменяет. Что у него другая женщина. Что с ней, то есть с Сонной, он вообще не спит, говорит, что у него не встает. И она ему желает, чтобы у него действительно никогда не вставал.

— Фу! — сморщилась Леся. — Как вульгарно.

— А чего самого Робина не слышно? Его что, там нету?

— Там он, — пожала плечами Аня. — Не сама же с собой эта Сонна скандалит. Она хоть и дура, но не будет одна в доме орать.

— Так чего же он ей ничего не отвечает?

— А у них всегда так. Она орет, а он молчит. Потом она его доведет, он ей от души врежет и уйдет из дома на несколько дней.

— И все?

— Нет, она собирает свои вещи, свадебные подарки, золото, побрякушки и уходит к матери.

— Так уже было?

— Много раз, — кивнула Аня. — Мы все надеемся, что в очередной раз Робин уж дурака не сваляет и не попрется за этой Сонной звать назад. Но пока что… Пока что он регулярно за ней ходит, мирится, и какое-то время они живут тихо.

— Она что, ненормальная? Зачем она это делает?

— Дура она просто! И помяните мое слово, рано или поздно Робин за ней не пойдет.

— А зачем вообще ходит? Тоже с приветом?

— Порядочный он у нас очень, — вздохнула Аня. — Не может дуру бросить на произвол судьбы. У нас ведь так, раз мужчина взял себе жену, должен о ней заботиться. Пусть даже и не любит, и не нужна она ему. А все равно, обеспечивать ей худо-бедно сносное содержание обязан. Это его долг.

— Так и пусть обеспечивает. Зачем вместе-то жить?

— Вы не понимаете. Обеспечивать содержание — это значит предоставить опальной супруге хоть какую-то крышу над головой. И минимальный прожиточный минимум.

— Ну? А Робин этого не может?

— На еду и одежу он своей бывшей, понятное дело, наскребет. А вот дом делить, этого ему родители не разрешат. Вот и терпят надоевшую невестку, потому что отдельное жилье приобрести ей не в состоянии. Да и не хотят. Надеются, что само как-то утрясется.

Да уж, оказалось, что грузины живут по тому же русскому принципу «авоськи». А еще ссориться с нами вздумали. А ведь мы так похожи, что просто даже удивительно становится.

Тем временем скандал в доме набирал обороты и, похоже, достиг своего апогея. Крики Сонны слышны были по всей округе. И вскоре под их аккомпанемент из дома выскочил Робин.

— Ух ты! — изумилась Аня. — Обычно он с женой без оплеухи не прощается. А в этот раз даже по физиономии ей не дал. Видать, совсем плохи у Сонны дела.

И не успели подруги подивиться этой женской логике, как Робин увидел Киру и направился к ней.

— Привет! — произнес он с явным смущением в голосе, но улыбаясь. — Как я рад тебя видеть!

— Я тоже.

— Пойдемте отсюда. Совсем не нужно, чтобы вы слушали весь этот кошмар.

И Робин повлек Киру прочь от своего дома. Но не тут-то было. Следом за супругом из дома выскочила разгневанная Сонна. Увидев мужа под ручку с Кирой, она взревела как раненая корова:

— У-у-у! Скотина! Предатель! Убью!

И она кинулась за мужем и Кирой. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять дальнейшее. Поэтому Кира, хотя и не чувствовала за собой никакой вины, метнулась прочь быстрее лани. Уйти от толстой и неуклюжей Сонны ей даже и на каблуках было нетрудно. И Кира ускакала далеко вперед.

При этом она испытывала жуткую злость. Да, ей удалось сохранить свою личность в неприкосновенности. Но что стало с ее репутацией! Теперь весь поселок будет судачить, что она отбивает мужа у жены. А ведь это не так! Совсем не так! Не нужен ей этот Робин, раз до сих пор не может развязаться со своей уродиной.

Сонну перехватил Робин.

— Угомонись! — велел он ей и схлопотал в ответ пощечину.

— Мерзавец! — верещала Сонна, извиваясь в руках мужа всем своим упитанным телом. — Подлец! Я тебя ненавижу!

Вся улица в восхищении замерла. Самые выдержанные еще находили в себе силы смотреть в другую сторону и только громко цокать языками в знак осуждения. Но их было немного. Человека три, не больше. Остальные десятка два наблюдателей не могли оторвать восторженных глаз от этого представления. Еще бы! Такое зрелище, и совершенно бесплатно!