Никогда не разговаривай с чужими

Питер бросил еду на металлическую садовую скамейку — пара завернутых в бумагу пирожков, кексы, банка колы. Пощупав рукой бутылку, Питер грустно вздохнул:

— Теплая. Но вряд ли у тебя здесь найдется холодильник

Чарльз покачал головой. Что-то здесь изменилось. Исчезли кое-какие вещи, например, нет двух стульев, сняты длинные рваные розовые занавески, и, как он сумел разглядеть, вместе с ними исчезла и паутина. И самое неприятное, что нет ключей. Раз их не оказалось в дверях, а члены Лондонского Центра никогда их оттуда не вынимали, значит, все ключи исчезли.

— Ты насквозь промок, — заметил Питер.

— Как и вы.

— Давай я вытру тебя свитером. Он шерстяной, я сейчас достану его из сумки.

Чарльз зажмурил глаза и почувствовал, как заныло сердце. Более того, ему показалось, что все внутри опустилось. Надо же быть таким глупым, чтобы привести Питера сюда, да еще подняться наверх!

Потоки воды струились по стеклам. Они, казалось, были более плотными, чем кирпичная стенка или оконные рамы. И за водопадом Чарльз с трудом смог разглядеть что-то зеленое, мигающее.

Питер осторожно накинул свитер ему на голову и принялся сушить волосы. Шерстяной свитер, как только впитал влагу, остро запах овцой. Две свечи, которые Чарльз поставил на подлокотники металлической скамейки, горели вытянутым ровным пламенем. В их свете предметы отбрасывали темные длинные тени. Тонкая угловатая тень Питера Морана походила на монстра Франкенштейна, который схватил в свои лапы какого-то гидроцефала и пытался задушить его, а может быть, бил по болтающейся огромной голове.

Чарльз без паники освободился от свитера и пригладил рукой взъерошенные волосы. Питер стоял слишком близко, в упор смотрел на него, но не касался рукой.

— Иди сюда, садись. Давай перекусим.

Он устроился в шезлонге с рваной шелковой обивкой и похлопал рукой рядом. Чарльзу показалось, что по телу расползлись мурашки, и в глазах потемнело.

— Иди же! — повторил Питер.

Никакая в мире сила не сдвинет его с места, решил Чарльз. Дождь неистовствовал за окном, с такой силой стучал по крыше и фасаду, что у него создалась иллюзия, будто весь этот грохот в его собственной голове, что так пульсирует его кровь. Питер передвинул шезлонг ближе к Чарльзу и застенчиво монотонно заговорил:

— Когда я был приблизительно твоего возраста и только поступил в Россингхем, я был очень одинок. Мне казалось, что все покинули меня. Я был счастлив дома и совсем не хотел уезжать в школу. К Россингхему я никак не мог привыкнуть, мне казалось, что меня никто не любит, да, признаться, я и сам никого не любил.

Чарльз думал о лестнице и о том, как выбраться на крышу. Конечно же, это возможно. Наверняка Манго и, может быть, Грэхем тоже проделывали такое. Надо только залезть по откидной лестнице на чердак, поднять ее за собой и с чердака через люк выбраться на шиферную крышу…

— В Россингхеме, — все так же на одной ноте продолжал Питер, — был садовник, я полагаю, ты назвал бы его землекопом. Просто обыкновенный рабочий человек Знаешь, молодой парень лет двадцати. Так вот, он был добр ко мне, он любил меня — ты понимаешь, что я имею в виду? — Голос Питера изменился, теперь он заговорил возбужденно, с придыханием: — Я говорю о физической любви. Я доставлял ему радость, а немного погодя я тоже стал получать удовольствие. Я был уже не одинок.

— Но я и так не одинок! — Голос Чарльза прозвучал по-детски тонко, пискляво, испуганно.

Его точно загипнотизировали, он не мог отвести глаз от бесцветных пустых глаз Питера Морана. Все еще не в силах сдвинуться с места, он слушал звуки уходящей грозы, хотя с таким же успехом могло биться и его сердце. Но где-то в глубине его сознания холодный здравый смысл окончательно не изменил ему: «Что это? Не то ли, что я должен узнать?»

Питер Моран протянул руку и положил ее на бедро мальчика. Его обожгло через джинсы, словно раскаленным железом. Он отпрыгнул, схватил одну свечу и рванулся к двери. Пламя затрепетало, и тени разлетелись, как стая гигантских птиц.

— Ян, вернись! — закричал Питер Моран.

Чарльз выбежал из двери и бросился к последнему маршу лестницы. Горячий воск капал с оплывающей свечи. Питер выскочил следом, держа в руке свечку. Взбежав по крутым ступенькам, Чарльз перескочил лестничную площадку к открытой двери — двери, от которой тоже не было ключа, и свеча погасла. Через дверной проем он вгляделся в анфиладу верхних комнат с распахнутыми дверями, бесполезными дверями и с ужасом оглянулся. Питер остановился на лестнице, до площадки оставалось не более двух ступенек. Пламя свечи освещало его лицо, оправа очков резко выделялась на лице, и огромная тень от его фигуры застыла на стене позади него.