Гусары денег не берут

– Кисель выпью, – покорно согласилась Елена Яковлевна.

И она, не поморщившись, выпила стакан киселя, в который Леся влила порядочную дозу стоящего неподалеку вишневого ликера. Отставив стакан, Елена Яковлевна недоуменно покачала головой.

– Не находите, у киселя какой-то странный привкус? На чем он сварен?

– Что вы! – невинно округлила глаза Леся. – Вам показалось? Попробуйте еще. Вот мой стакан. Я из него не пила.

Излишне говорить, что и в свой стакан она уже плеснула полюбившегося ей ликерчика. Елена Яковлевна приняла протянутый ей стакан. И выпила несколько глотков.

– Тот же вкус, – пробормотала она. – Очень странный. Что они туда добавили?

Леся скромно промолчала. А Елена Яковлевна неожиданно разрумянилась и повеселела. Коктейль из ликера с киселем, выпитый ею на голодный желудок, сделал свое дело. Язык у нее развязался. Впрочем, не у нее одной. Над столом стоял ровный гул голосов. Каждый нашел тему, которую хотел обсудить с соседями. Кто-то говорил про футбол, кто-то о новинках киноиндустрии, кто-то обсуждал нынешнюю засуху и виды на урожай. Одним словом, произошло то, что происходит на всех поминках. Повод, по которому собрались, был благополучно забыт, едва со стола исчезли блины.

– Елена Яковлевна, – позвала женщину Кира.

– Да-а? – тут же откликнулась вдова доктора, доверительно привалившись плечом к Кире. – Говорите, моя милая. Я вас внимательно слушаю.

– Елена Яковлевна, а вот как вы думаете, кто-нибудь из пациентов вашего мужа мог желать ему смерти?

Глаза вдовы сверкнули.

– Конечно!

– Вы так в этом уверены?

– Уверена! Вот вы же не знали, что это был за человек. А я знала!

Подруги попытались скрыть охвативший их восторг. Вот так! Они попали в яблочко.

– Пешков был садист! Нет, физически он никого не истязал! Он пытал людей морально. Наслаждался своей властью над ними!

– Вы это точно знаете?

– Вы замужем? – проницательно посмотрела на Киру женщина. – Впрочем, зачем я спрашиваю. Если вы задаете такой вопрос, значит, точно не замужем.

– Почему?

– Как говорится, муж и жена – одна сатана. В том смысле, что жена просто не может не знать, что за человек достался ей в мужья. И я вам говорю, я была замужем за садистом. Глубоко и хорошо спрятанным и прикрытым всевозможными масками. Но это был садист! Знаете, как он называл своих пациентов?

– Как?

– Жалкие людишки! Вы скажете, в этом определении чувствуется уважение или хотя бы симпатия к людям, которые приходили к нему за помощью?

– Уважение – нет, но симпатия…

– Так вы бы слышали, каким тоном это говорилось! Симпатией там и не пахло! Презрение! Одно сплошное презрение. Ко всем! Постоянно! Всю жизнь!

И Елена Яковлевна зарыдала. Кира пыталась ее утешить. Но та продолжала тихо рыдать и твердить:

– Ко всему миру! Ко мне! Ко всем, кроме себя самого! Если бы вы знали, какая он был скотина!

Слезы текли из ее глаз ручьями, смывая косметику и оставляя разводы на салфетке, которой Елена Яковлевна утирала их.

– Вы его ненавидели? – тихо спросила у нее Кира. – Ведь верно?

– Да! Нет! То есть я сама не знаю, что это было! Он умел манипулировать людьми. Этого таланта у него нельзя было отнять. Он манипулировал своими друзьями, когда они у него еще были, своими пациентами и даже мной!

– А вами он как манипулировал?

Этот вопрос задала Леся, тоже прислушивающаяся к разговору.

– Он умел заставить меня делать такие вещи, которые сейчас я иначе, как собственной глупостью, объяснить не могу.

– Например?

– Вы читали его книги?

– Да. Замечательные книги, но…

– Это я их писала.

– Вы?! – ахнула пораженная Леся. – В самом деле вы?

– Да! Не верите?

Леся энергично помотала головой:

– Что вы! Вот вы сказали, и у меня прямо сразу все сложилось. Как два пазла.

– В самом деле?

– Да! Меня с самого начала, едва я познакомилась с вашим мужем, удивляло, как такой циничный и жесткий человек может писать такие тонкие и ироничные книги. Они были чем-то совершенно чужеродным его складу характера.

– Их писала я.

– Но зачем вы отдали авторство ему? Своему мужу?

– Он как-то незаметно убедил меня, что будет лучше, если имя известного психотерапевта в семье будет одно.

– Его имя?

– Ну да, его.