125  

— Не умыкнул бы, здесь сейчас не сидела бы.

— Не про то речь, — сказал Искра. — Кто ты таков? Пришел откуда? В зимовье один жил, не как добрые люди… Здесь что ищешь?

— Сувора.

— Зачем он тебе?

— Спросить хочу, сколько на небе звезд, — повторил Страхиня спокойно. До сих пор, мол, не сказал и теперь не намерен. А грозить станете, небось живо напомню, как вы зимой на меня вдвоем налетали!

Это тоже было понятно, и боярский сын призамешкался, соображая, с какой стороны неуступчивого обходить.

Куделька вдруг подала голос, спросив:

— Твоя мать тебя тоже Страхиней звала?

— Нет, — варяг покачал головой. — Мать меня звала по-другому.

Как ни удивительно, простые слова Кудельки заставили его немного смягчиться, и он проворчал:

— Я Крапиве говорил и вам скажу… Никому из вас я не друг, Сувору в том числе. Но и не враг. Он мне нужен. И вам. Мне сподручней его вместе с вами искать, а вам — со мной. Потому быть нам заодно, вот и весь сказ мой. А не нравится — один дальше пойду.

Крапива поймала себя на том, что смотрит на Искру, ожидая его решения. Сообразив, что помимо воли уже признала его вожаком, девушка украдкой скосилась на остальных. Харальд тоже поглядывал на побратима. Крапиве, ясное дело, никто не объяснял, что и как водилось в их дружбе, но она сразу все поняла.

Искра открыл рот говорить… Но тут Страхиня внезапно насторожился, уловив нечто никому из них недоступное. А потом, мгновенно и без предупреждения взвившись, исчез в ближних кустах. Тотчас оттуда долетел шум короткой и неравной борьбы, потом придушенный вскрик.

Искра с Крапивой немедля бросились следом, схватив из костра по пылающей головне. Когда они подбежали, Страхиня уже поднимался на ноги.

— Вот оно как, — сказал он все с той же очень неприятной усмешкой. — Лес-то здешний, оказывается, совсем невелик… За каждым деревом по соглядатаю…

В его хватке беспомощно извивался молоденький белоголовый парнишка. У него висел на поясе хороший охотничий нож, но воспользоваться им он не успел. Он, может, и был лихим полесовником, привыкшим выслеживать опасных зверей. Но против Страхини его охотничья сноровка никуда не годилась.

— Тойветту!.. — в один голос узнали ижора Харальд и Искра, когда варяг выволок свою добычу поближе к костру. — Тойветту Серебряный Лис!..

— Я давно шел за тобой, сын Твердислава, — сказал Тойветту. — Я держал стрелы на тетиве, когда тебе грозила опасность, но не показывался, потому что мне было стыдно. Ведь это из-за меня ты зимой едва не погиб.

— Ну и зря не показывался, — покачал головой Искра. — Не пришлось бы нам о многом гадать, что теперь мы знаем наверняка!

Ижор промолчал. Вина, которую он сам на себя возложил, была столь безмерна, что еще одну маленькую провинность не стоило и считать.

— Значит, корабль был на самом деле… — пробормотал Харальд. — Корабль мертвых, на котором мы плыли в Вальхаллу… Мой корабль… И человек, что положил меня в лодку… Значит, не померещилось…

— Не узнал ли ты, Тойветту, кого-нибудь на той лодье?.. — с бьющимся сердцем спросила Крапива. — Ну, пока вниз с ветки смотрел?..

Ижор опустил глаза и обхватил руками колени.

— Мне стыдно, — сказал он. — Я испугался, как лягушонок, которого уж хватают за лапку. Я сразу зажмурился, чтобы они не увидели меня и не взяли с собой. Я только заметил, что все были брошены как попало, а один лежал на носу, и было похоже, что он приполз туда сам.

— Это был, наверное, тот старик, который мне посоветовал прежде смерти не умирать, — предположил Харальд. — Мало удивлюсь я, если узнаю, что это он отвязал причальный канат и освободил мой корабль. Пока я там был, корабль вели на веревках!

— Старик?.. — хрипло выговорила Крапива. Она держала в руках прут и, сама не замечая, ломала его на мелкие части. — У батюшки на заставе не было никаких стариков…

— Могли приютить кого, с ними и попал — предположил Искра.

— Это я сначала решил, что старик, — досадливо мотнул головой Харальд. — Я ошибся. Старик не выдержал бы того, что выдержал он. Он сам был ранен: я слышал, как он дышал. Но у него достало сил позаботиться обо мне…

— Где теперь этот корабль? — спросила Крапива. Она уже не ломала прут, а рвала его сильными пальцами, и было понятно: стоит ей вызнать хотя бы примерное направление, и никакая сила не удержит ее возле костра. Подхватится и полетит напрямик, трясина там — не трясина. Высунься из пучины Болотник, затей утопить — приласкает пучеглазого так, что кабы не пересохло болото…

  125  
×
×