Становой хребет

Ясно дело, выйдет. По весне кабы не разминулись, ежель что, иди прямо по затёскам на место. Ты ить там протесал от берега реки до самой землянки. Найдёшь?

— Найду… Только уж постарайся встретить. Блукану ненароком, тут всё похожее кругом.

— И вот ишо что, — Игнатий помедлил, пытливо уставился прямо в глаза Егора и решился, — зайди обязательно к Мартынычу. Там лошадь свою заберёшь. Обскажи про меня. Передай, что буду этой зимой на ярманке около Учурской часовни. Запомни и передай такое…

В девяноста верстах от станции Могоча есть якутская резиденция Тунгырь. Через неё идут три канала связи с бандами Артемьева на Амгу и далее.

У генерала Ракитина и в банде Говорова есть, под видом офицеров, горные инженера и геологи, в задачу которых входит отпочковаться от войска, создать базы в тайге для нелегальной добычи золота, разведки россыпей и отправки металла контрабандой в Харбин и Нанкин. Понятно говорю? — усмехнулся Парфенов.

— Игнатий, иль ты шуткуешь, или впрямь всё это? Ты что, красный?

— Я — русский… И тебе тово ж пожелаю. Довериться вынужден по неподвижности своей. Вот что, Егор… Ты слышишь, как журавли, обмирая, плачут, улетая на чужбину? Ты погляди кругом, радостней нету земли, чем эта.

Я хочу, чтобы она была свободной для простого человека от банд и страху. Вся Якутия, от Охотска до Вилюя и Амги, от Станового хребта до Русского устья забита отребьем пепеляевских и прочих банд. Стоит вопрос о свержении советской власти в Якутии и отторжении края под крыло Японии.

Разве можно это всё отдать, Егор? Нельзя, брат. Никак нельзя. Поэтому я партизаню досель. Меня и поймают, да не тронут… кто не знает заполошного Сохача от Иркутска до Камчатки. Вот ишо что, ежель не отыщешь Мартыныча, проберись тайком в Зею и встреться где-нибудь с Балахиным. Та-а-ак…

Через китайца моего выйди на старика японца и делай всё, чтоб его заинтересовать. Если предложат сотрудничать и чего рассказать про эти края — на первых порах, говори правду. Брехню сразу почует.

Что будет советовать — делай, — Игнатий усмехнулся и покачал головой, — но помни, что ты — русский, и зла нам не принеси. Дальнейшие указания будут из Зеи, а может, и ишо откель. Вот так, брат…

— А поверит твой Балахин мне? Ведь у меня семья за кордоном и отец — сотник белый.

— Отцы грешат, сыны отмаливают, — неопределённо хмыкнул Игнатий, — поверит. Передашь привет от меня — и поверит. Я тебя, Егорка, дурному делу не обучу. Нашенский ты, это я ишо в кабаке приметил, а что отец сотник — это лихо!

Прикроет от подозрений. Я верю в тебя, Егор. Не стану говорить, что всё, о чём ты услыхал, не надо никому знать. Взялся я за это дело не по своей воле, многих бандитов уже зарыли, и нету к ним жалости.

Сам решил. Ежель тебе это не по душе, можешь отречься и забыть об нашем разговоре. Думаю, что совесть подскажет тебе праведный путь.

— Надо подумать, Игнатий, — растерялся Егор, — всё так неожиданно, голова кругом пошла. Смогу ли я быть тем, кем ты загадал?

— Научишься, будь только самим собой. А когда покой настанет и можно будет без боязни ходить по тайге, я сам всё брошу и пойду в забой на любой прииск. Так надо, Егор. Всё лето я к тебе приглядывался и решился открыться, хоть за это крепко влетит от Балахина.

Не забудь, скажи, пущай пришлют связника к Учурской часовне. К этому времени у меня будут материалы на многие банды по Амге, Лене и Верхоянску. Ежель даст Бог здоровья. Всё. Согласный? Это и есть величие духа — служить народу своему.

— Согласный! — махнул Егор рукой и улыбнулся вслед за Игнатием, чуя к себе доброе отеческое участие.

С болота текли и текли остудные сердцу голоса журавлей. Доплывал перезвяк оленьих ботал. Лушка нетерпеливо похаживала в издальке от говорящих друзей, сгорая от любопытства.

Боялась, как бы не ускакал на одной ноге Игнатий в невесть какие места. Набегавший от костра дымок щипал глаза присмиревшему от близкой разлуки Егору…

Степан подвёл Егору завьюченного оленя. Эвенк непрестанно дымил медной ганчой, проваливая ямками морщинистые щёки, шевеля редкими усами и порослью бороды на скулах. На голове Степана — бабий пробор, падают длинные волосы на две стороны, касаясь плеч.

В узких щелях век прячутся внимательные и приветливые глаза, в которых сквозит явная озабоченность об уходящем парне. Быков свистнул за собой Верку оглянулся напоследок, поправляя ремень винчестера.