39  

И подергав себя за ус, что являлось у деда признаком негодования, он продолжил:

– В общем, мерзкая та была бумага. И главное, не подкопаешься и не докажешь ничего. Родители у Гришки в самом деле пропали. А убиты они там или живы остались, то ведь никому точно неведомо было. И светило Гришке по этой бумаге ни много ни мало, а служебное расследование.

– Какое еще расследование? – возмутилась Мариша. – Он ведь со своими родителями с начала войны не виделся, так?

– Так-то оно так, – кивнул дед. – Я это точно знал. И многие другие хорошие друзья знали. Только в комиссии не они сидели. А совсем другие люди. Им Гришка никто. Они с ним из одного котелка кашу не хлебали и одной шинелью не укрывались. И из-под огня их Гришка не выносил. Одним словом, не поздоровилось бы Гришке, дойди эта бумага до тех, кому она предназначалась.

– Не поздоровилось? Но при чем тут он?

– А при том, что в той же бумаге, как сейчас помню, фиолетовыми такими гаденькими чернилами было написано, что Гришка со своими родителями связь поддерживает. И не просто из-за любви к родителям, а совсем по другой причине.

– По какой же?

– Тайны он им, дескать, в ФРГ переправляет. Шпионом, одним словом, его выставили.

И дед крепко выругался, чего в обычной жизни никогда не допускал. Потом колюче глянул на внучку и спросил:

– Теперь понимаешь? Понимаешь, чем Гришке такая бумага грозила?

– Чего не понять. Расстреляли бы твоего друга. Даже если бы это и неправдой было…

– Конечно, неправда! Гнусный навет! Да только что с того? Решили бы, что дыма без огня не бывает. И коль не расстреляли, то уж полковничьего звания точно бы лишили. Да и сослали куда подальше. На всякий пожарный случай.

– И что же ты сделал?

– А ты как думаешь?

– Думаю, что ты эту бумагу уничтожил.

– Верно, – кивнул седой головой дед. – Сжег. А вместо нее другую бумагу накатал. И не про Гришку вовсе. Чушь заведомую.

– Зачем? Разве нельзя было просто ее уничтожить?

– Все бумаги ко мне под регистрационным номером поступали. Беды не оберешься, кабы одного письма недосчитались. Вот и подсунул я фальшивку, взял такое на душу.

– А Гришка знал?

– Да. Я сначала показал ее Гришке, а потом уж…

– А он почерк не узнал того подлеца, который эту бумагу на него накатал?

– Узнал, – вздохнул дед. – Грустный такой стал. А через день ко мне пришел и сверток принес. Длинный. А в этом свертке… Ну, догадываешься, что было?

– Шпага!

– Точно! Молодец! Соображаешь!

– Ну так! – пробормотала Мариша, чувствуя, как от похвалы деда у нее приятно зарделись щеки. – Разве я не твоя внучка? И ты шпагу взял?

– Не хотел я ее брать. Думал, что это он меня отблагодарить так хочет. Чуть не прогнал его. А он меня слушать даже не стал. Присел, холстину, в которой шпагу принес, на стол положил и сказал, чтобы я не обижался, а только он знает, кто донос на него накатал. И что этот человек не успокоится, пока его не погубит.

– Почему?

– Вот и я у него спросил. А он ответил, что история эта нехорошая, темная история. И завязана она целиком на этой вот шпаге. Мол, знает Гришка, один хмырь за ней охотится. И к жене его подмазывается. То ли полюбовником, то ли просто надеется, что, когда Гришка сгинет, баба ему за бесценок шпагу продаст.

И дед затуманившимся взглядом посмотрел в далекое прошлое, где словно живой стоял его друг.

– Потому, – говорил тот, – я и прошу, чтобы ты ее у себя оставил. И ты ее хорошо спрячь и храни. Надежно храни! Хотя и понимаю, что тяжкую ношу на тебя взваливаю.

– Что ты имеешь в виду? – спросил дед.

– Похоже, проклятое это оружие. Мне оно через кровь досталось. И ко мне, чувствую, из-за него смерть придет.

– Может, ну ее, эту шпагу?

– Не могу! Тебе принес! В оба за ней смотри! Потому как дважды ее у меня уже украсть пытались. Не вышло. Так они вон чего придумали. Не хочу, чтобы этому гаду она как трофей после меня досталась. Возьми ее себе. И никому не рассказывай, что я тебе ее оставил.

У Мариши даже в носу защипало.

– И ты взял? – затаив дыхание, спросила она.

– Он мне ее вроде как на сохранение оставил, – вздохнул дед. – Только так уж получилось, что больше нам с ним свидеться и не пришлось.

– Почему?

– Следующий донос на Гришку пришел. Да уж не через меня он шел, а через другого. Перехватить пакостную бумагу я не успел, да и не знал ничего, пока Гришку не арестовали.

  39  
×
×