Куда исчезают поклонники?

Даже родная мать отказалась считать его своим сыном. Лев Илларионович тоже публично отрекся от брата. И, видимо, его сестра в Вологде последовала примеру матери и брата.

– Таким образом, родственные узы между ними прервались, – произнес дед. – Но сейчас я подумал, а вдруг обиженный на родню брат Льва Илларионовича задумал месть?

– А он жив?

– Он был младший в семье. Так что все возможно.

– Дедуль! А у тебя есть его адрес?

– Могу назвать тебе его последний адрес, по которому он был зарегистрирован в 1961 году. Возможно, он и сейчас живет там. А может быть, давно уехал.

– А где это?

– У вас в Питере.

– Ого!

– Вот я и подумал, раз два брата жили в одном городе, любви друг к другу не питали, один преступник, другой вполне обеспечен, не мог ли один брат покуситься на жизнь другого? Как ты считаешь?

Мариша считала, что ей нужно срочно, просто срочно мчаться к этому Эрнесту Илларионовичу и разговаривать с ним. А дальше будет видно.

И, положив трубку, Мариша выскочила из дома. Она уже и забыла о своем похвальном намерении стать образцовой хозяйкой. Какое уж тут мытье полов, когда на горизонте замаячил очередной претендент на роль убийцы! Тут уж не до пыли на шкафах. Лежала все эти месяцы, никому не мешала. И еще немного полежит. Ничего страшного.

Глава 18

Дом, в котором проживал Эрнест Илларионович, был самой обычной пятиэтажной «хрущевкой». Во многих районах города эти дома предназначались на снос. И, между прочим, очень правильно. Состояние труб и канализации в них было просто плачевным. Так что администрация ничего не теряла, стараясь списать со своего баланса убыточные дома.

В равной степени и обитатели этих домов спали и видели, как бы их переселили куда-нибудь, пусть даже и далеко, но в нормальные квартиры, где не будет плесени на стенах, отвратительного запаха канализации из подвала и прочих бытовых неурядиц.

Но гарантии, что «хрущевки» будут снесены в ближайшее время, никто их жильцам не давал. Для начала должен найтись застройщик, которого бы настолько привлекла территория для будущей застройки, что он решился бы расселять за свой счет всех обитателей старых домов.

Мариша, открыв дверь подъезда, даже зашаталась от жуткого запаха. Пахло не лучше, чем в общественном туалете. Мимо побледневшей девушки как раз спускалась старушка с облезлой болонкой на поводке. Старушка и собачка одинаково сочувственно взглянули на Маришу. И старушка сказала:

– Что, девонька, поплохело тебе с непривычки? Не знаешь, как и дышать?

– Не знаю.

– Ртом дыши!

– А как же вы?

– Мы-то привычные. А тебе лучше нос заткнуть. Да и дышать только ртом. Так-то оно запах не сильно чувствуется.

Мариша последовала совету доброй старушки и таким образом сумела добраться до третьего этажа, не упав в обморок и даже почти не цепляясь за стены.

– Ну и местечко, – пробормотала Мариша.

На третьем этаже запах стал немного слабей. Ведь он шел из подвала под домом. О том, как жили обитатели первых этажей, Мариша не хотела даже задумываться. Подумать только, а ведь еще двадцать лет назад, когда Мариша была школьницей, эти дома казались ей очень даже славными и уютными. И кухни тогда тут были не такие уж маленькие. Интересно знать, почему? Может быть, потому что сама она тогда была куда меньше в размерах?

Женщина, открывшая Марише дверь, не была красавицей, но и уродиной ее не назовешь. Возможно, помой она голову и надень вместо замызганного халата нечто соблазнительное или хотя бы чистое, то могла бы показаться кому-то даже симпатичной. Все возможно. Но сейчас эта особа вполне соответствовала общей запущенности дома.

– Эрнест Илларионович? – изумилась она. – Да дед давно от нас съехал!

– Куда? Дайте мне его адрес.

– Пожалуйста! Ковалевское кладбище, Северная аллея, третий ряд.

– Так он умер?

– А то!

– Это точно?

– Точней не бывает, – заверила ее женщина. – Помер, всех нас подставил!

– Почему?

– Так у него открытая форма туберкулеза была, – бесхитростно пояснила женщина. – Он на учете стоял. А мы все с ним на очереди на квартиру числились. К туберкулезникам ведь до сих пор особое отношение. Им отдельную комнату по закону полагается иметь. Только закон у нас в стране не так быстро исполняется. Дед ждал, ждал. Всю свою жизнь ждал, да так и помер. А как он помер, с туберкулезной очереди нас и сняли. Мол, раз больной освободил занимаемую им площадь, так и претендовать нам не на что. Остались мы только в общегородской очереди. А там можно еще лет двадцать ждать! Вот так-то!