Дама со злой собачкой

– Не может быть! – ахнули подруги. – Это просто невозможно!

– Ну, не из самого Гохрана, но камни-то эти направлялись именно туда. Это были лучшие камни из Якутии. И цена им на тот момент равнялась нескольким миллионам рублей. В общем, целое состояние.

– И как же ему это удалось?

– Об этом я вам рассказать точно уже не могу, потому что в подробности и тогда не был посвящен, – ответил Степаныч. – Только могу сказать, что этому типу удалось украсть камни, и запрятал он их так ловко, что из КГБ никак не могли от него добиться, куда же он их дел.

– Ни за что не поверю, чтобы такое могло быть! – фыркнула Мариша. – Несколько миллионов государственных денег, и чтобы их не нашли! Да за такую сумму от него мокрого места не должно было остаться!

– Мучил он их несколько лет. То «вспоминал», а когда его вывозили на место, начинал блуждать кругами, ничего не «находя». Наверное, следователям, которые с ним возились, до смерти хотелось бы его пристрелить. Но у них был приказ сверху: хоть землю рыть, а похищенные камни найти. В общем, в конце концов они решили пуститься на хитрость. Вроде бы этому человеку дали сбежать. Но так, чтобы не выпускать его из поля зрения. А он, рано или поздно, привел бы их к своей захоронке.

– И что получилось?

– Сначала все у них шло по плану, – ответил Степаныч. – Побег удался, мы для виду подняли тревогу, сделали вид, что пустили по следу наших собак из колонии. Но только потом что-то у КГБ не заладилось. То ли их собственные собаки след потеряли, то ли этому гусю удалось сбить их со следа, но только они его потеряли.

– Как?! – ахнули подруги. – Совсем?

– Можно сказать и так, – кивнул Степаныч. – Потому что, когда они на его след напали и на него наткнулись, он уже никому и ничего про алмазы рассказать не мог.

– Его убили?

– То ли сам без сил свалился, то ли волки в ту зиму совсем обнаглели, только сожрали они его подчистую, – мрачно произнес Степаныч. – Только кости и остались. Их комитетчики брать побрезговали. Нам привезли. Мы этого бедолагу тут на нашем кладбище и похоронили. Что бы он там ни натворил, а смерть за свои грехи принял лютую.

– А как же они его опознали? – спросила Мариша.

– Да, говорили, что вроде бы по медальону у него на груди. Была у него какая-то бляшка, он ее всюду с собой таскал. Видно, ее комитетчики с собой забрали. Потому что среди костей, что нам привезли, никакого медальона не было. Это я точно знаю, потому что принимал участие в похоронах бедолаги.

Степаныч закончил свой рассказ и какое-то время молчал.

– Так я вам все это к тому рассказал, – начал он снова, – что примерно в это же время мы хватились, что и Голубев из нашего поселка исчез. Народу у нас тогда гораздо меньше тут жило. Каждый человек на виду. После того как вся эта история с побегом закончилась да комитетчики к себе отбыли, я и спрашиваю у Ариши – это так бабу звали, у которой Голубев в избе угол снимал, где твой постоялец-то?

– А она?

– Ушел, говорит, а куда – и не сказал. Вещички кое-какие собрал да в лес двинулся. Вроде как на охоту. Ружье дедово одолжил. А обратно и не вернулся. А ведь должен мне остался за два месяца за постой. Только я хватилась, а документов его нет. Видать, в другие края податься решил. Да и бог с ним, не жалко. Заполошный, говорит, он какой-то. Все о детях своих твердил. Вроде как их у него трое.

– И больше вы о нем ничего не слышали?

– Нет, – покачал головой Степаныч. – До того дня, когда у меня эта Маргарита в кабинете появилась, ничего не слышал.

– Но ведь с тех пор почти больше четверти века прошло, как же вы все так про него хорошо помните? – спросила Мариша.

– Вы еще молодые, вам не понять, – вздохнул Степаныч. – А к старости человек начинает свою молодость словно заново переживать. Я иной раз чего вчера делал и не сразу вспомнить могу, а как впервые на танцы с девушкой пошел – это отлично помню. И что пили в тот вечер, и какая музыка играла, и как волосы у нее уложены были, и что думал я, когда к ней через весь зал шел. А с Голубевым у меня вроде дружбы получилось. Мы ведь с ним почти ровесники были. Он свое отсидел, мы с ним вроде как скорешились. Он парень ловкий был, недаром кличка у него Ювелир была.

– Подождите? – спросила Мариша. – Что значит – кличка? Это что – не его профессия?

– Ювелир-то? – усмехнулся Степаныч. – Да нет! Просто работал он ювелирно. Сколько краж за свою жизнь совершил, а сцапали его только через пять или шесть лет воровского стажа. И кражи все за ним не мелкие числились. То инкассаторами со своими сообщниками прикинутся да всю выручку из магазина и заберут. То страховым агентом работал, квартиры богатых граждан обчищал. Да все выбирали директором магазинов, которые, ясное дело, левый доход имели. А однажды тетку одну обчистили, так у нее свой подпольный швейный цех имелся. Ловко работал, не все пострадавшие в милицию с заявлением, что их обокрали, бежать торопились. А то ведь там как узнают, что пропало, так и начнутся разные вопросы, откуда же у вас, дорогой гражданин, при зарплате в двести с чем-то рублей дома оказалось накоплений на десятки тысяч? И, несмотря на молодость, Марк каждое дело с ювелирной точностью просчитывал. Ни разу у него прокола не случилось. Да и взяли его, потому что он пьяный шатался. А пока его в вытрезвитель отвозили, он с милиционером, который его забирал, подрался. Ну, его в отделение. Сняли отпечатки да и увидели, что они у них еще по нескольким делам проходят. Так он к нам сюда и попал.