Те же и Скунс

Крик – оружие проверенное. Оля Борисова, тётя Фира и Патя Сагитова вскоре удрали к себе, причём каждая наверняка решила попозже вечером вернуться на кухню с тряпкой и от греха подальше вымыть чёртову плиту, чтобы только больше не было шума. Пока же возле неё оставалась непримиримая оппозиция – Таня Дергункова и Витя Новомосковских, и обе самозабвенно орали. Не друг на дружку, а «в целом», уже как бы согласившись, что виновного следует искать среди дезертиров с поля сражения. Вот тут-то Лёня и позвонил в дверь.

Он ещё ничего не знал о тяжком ударе, постигшем их маленький бизнес, и тащил новую партию бутылок, предвкушая прибыльный труд. Таня трагически продемонстрировала ему комнату, в которой, несмотря на открытое весь день окно, спички зажигать было опасно.

– Снизу приходи-и-и-ли… – всхлипывала она. – Говорили, ремонт только что сделали-и-и…

Лёня схватил орудие преступления – квадратную бутыль индийского производства – и ринулся вершить месть. Однажды он мельком видел «жидовкиного» постояльца. Это не Тарас Кораблёв. И не Магомет Сагитов, которого Лёня считал чеченцем и по этой причине связываться с ним однозначно не стал бы.

Они с Таней собирались вызвать тётю Фиру из комнаты и потребовать квартиранта, но на гулкое буханье кулаками в дверь тот вышел сам. Лёня такого поворота не ожидал и оттого на миг растерялся. Этот миг всё и решил.

Алексей Снегирёв стоял на пороге комнаты, гладя сидевшего на руках кота, и смотрел Лёне в глаза. Лёня, конечно, понятия не имел о тысяче мелочей, формирующих взгляд специально подготовленного профессионала. Обо всех этих наклонах оптических осей, положениях головы и углах раскрытия век. Дергунковский сожитель понял только одно, зато самое главное. А именно: ловить тут нечего. Ну, кокнули бутылку со спиртом, туда ей и дорога. Похуже вещи с человеком могут случиться.

– Это, – всё же сказал он. – Ты это… Таньку не трогай…

– Да ни в коем случае, – торжественно пообещал Снегирёв.

«Дорогой друг…»

– Скунс! – безапелляционно заявила Пиновская, швыряя на стол пачку фотографий, сделанных возле «Диаманта», и ещё тёплую распечатку свидетельских показаний, только что выданную принтером. – Наконец-то проявился, голубчик!

– Уж так прямо Скунс, – пожевал губами Дубинин. – Не давайте себе увлекаться, Мариночка.

– Почерк, – уверенно сказала Пиновская.

– Почерк? У Скунса?.. Ой, не смешите меня…

– Хорошо, назовём это стилем. Классом. Согласитесь, убийство жестокое и вызывающе дерзкое. Среди бела дня вот так подойти к жертве вплотную, оформить ей ножичек в потроха и испариться, это…

– Это здорово смахивает на последнее и весьма, я бы сказал, убедительное предупреждение…

– Кому?

– Да хоть компаньонам усопшего. Но с какого потолка вы взяли, дорогая моя, что именно Скунс?

– То есть вы, Осаф Александрович, ждёте, чтобы он свою визитную карточку где-нибудь приколол? Порезался собственным ножичком и специально для вас всё закапал кровью с какой-нибудь весьма редкой болезнью?..

– Тихо, тихо, – вмешался Плещеев, останавливая коллег. Потом задумчиво проговорил: – Ведь он и к нам обращался, этот мой тёзка. Не глянулись ему, понимаешь, ребята… Живой был бы сейчас…

– А ты уверен, Серёженька? – тихо спросила Пиновская.

– Не уверен, – вздохнул Сергей Петрович. – Но шансов было бы больше.

Дубинин снял очки и потёр ладонями лицо. От этого его голос прозвучал невнятно:

– Между нами, девочками, святой жизни, говорят, был покойник…

– Осаф Александрович! – строго сказал Плещеев. – Если вы имеете в виду, что наёмный убийца, коего нам с вами ведено выследить и застрелить в левый глаз, был в данном случае прав, а человек, просивший у нас защиты, был не прав, – считайте, я вас не слышал.

Дубинин отнял руки от лица и зорко посмотрел на него.

Пиновская желчно усмехнулась углом рта:

– Примерно насчёт таких нам пока указания и приходили…

– Вы, Марина Викторовна, на что намекаете? – осведомился Плещеев. – Может, нам Скунса взять и в штат сразу зачислить?..

«Здравствуйте, Аналитик».

«Здравствуйте, дорогой друг. Очень, очень рад очередной встрече. Могу ли я быть вам чем-то полезен?»

Компьютерные сообщения двигались по сети окольными, запутанными путями. Менялась их длина, менялось внешнее оформление… Двое собеседников пользовались способом кодирования, который с момента своего изобретения составил головную боль спецслужб всего мира. В нём фигурировали два программных ключа, причём «отпирающий» имелся только у адресата, а «запирающий» мог быть хоть у любого встречного-поперечного: запечатав им послание, вскрыть его тем же самым ключом было уже невозможно.