Остров проклятых

Он встал, колени дрожали.

Он присел рядом с женой на качалку.

— Мой добрый муж, — сказала она.

— Это я-то? — возразил он. — Нет.

— Да. — Она взяла его за руку. — Ты любишь меня, я знаю. Да, ты не идеален…

О чем они подумали, Дэниел и Рейчел, проснувшись оттого, что собственная мать связывала им запястья? Что прочли в ее глазах?

— О господи!

— Я понимаю. Но ты мой. И ты стараешься.

— Детка, прошу тебя, не говори больше ничего.

А Эдвард наверняка бросился бежать, и ей пришлось гоняться за ним по дому.

Лицо ее просветлело от счастья.

— Давай перенесем их в кухню, — сказала она.

— Что?

Она оседлала его и прижала к своему влажному телу.

— Посадим их за стол, Эндрю.

Она поцеловала его в веки, а он, вжавшись в нее, рыдал ей в плечо.

— Они будут нашими живыми куклами, — говорила она. — Мы их обсушим.

— Что? — Его голос утонул в теплой плоти.

— Переоденем их, — шептала она ему в ухо. — Возьмем к себе в постель.

— Не говори ничего, прошу тебя.

— Только на одну ночь.

— Пожалуйста.

— А завтра возьмем их на пикник.

— Если ты меня любишь…

Он представил себе их лежащими сейчас на берегу.

— Я всегда тебя любила, милый.

— Если ты меня любишь, умоляю, замолчи.

Ему захотелось снова к детям — оживить их и увезти отсюда, подальше от нее.

Долорес положила руку на его пистолет. Он тут же сверху положил свою руку.

— Мне надо, чтобы ты любил меня, — сказала она. — Мне надо, чтобы ты меня освободил.

Она потянулась к пистолету, но он убрал ее ладонь. Он заглянул в ее глаза. Такие яркие, смотреть больно. Нечеловеческие глаза. Скорее собачьи. Или волчьи.

После войны, после Дахау он поклялся, что никого больше не убьет, ну разве что в безвыходной ситуации. Если на него будет нацелен пистолет. Только тогда.

Еще одной смерти он не выдержит. Не переживет.

Она снова потянулась к пистолету (глаза сделались еще ярче), и снова он убрал ее руку.

Он бросил взгляд в сторону берега — тела аккуратно сложены рядком, плечо к плечу.

Он вытащил пистолет из кобуры. И показал ей.

Закусив губу, она кивнула ему сквозь слезы. Потом подняла взгляд кверху и сказала:

— Мы сделаем вид, что они с нами. Мы искупаем их в ванне, Эндрю.

Он приставил пистолет к ее животу, рука дрожала, губы дрожали, и он сказал:

— Я люблю тебя, Долорес.

Но даже в эту минуту, когда дуло упиралось в ее живот, он был уверен, что не сделает этого.

Она опустила взгляд, словно удивляясь тому, что она еще здесь и он рядом.

— Я тебя тоже люблю. Очень. Я тебя люблю, как…

Тут он нажал на спуск. Из ее глаз брызнул звук выстрела, а изо рта воздух; глядя ему в глаза, она заткнула пулевое отверстие одной рукой, а другой схватила его за волосы.

И пока из нее уходила жизнь, он прижимал ее к себе, а она обмякла в его объятиях, и так он долго ее держал, выплакивая слова роковой любви в ее старое выцветшее платье.

Сидя в темноте, сначала он учуял сигаретный запах и лишь потом разглядел тлеющий уголек — это Шин сделал затяжку, разглядывая его в упор.

Он сидел на кровати и плакал, не в силах остановиться и повторяя снова и снова:

— Рейчел, Рейчел, Рейчел.

Он видел ее обращенные к небу глаза, ее летящие волосы.

Когда его перестало трясти и слезы высохли, Шин спросил:

— О какой Рейчел вы вспоминали?

— Рейчел Лэддис, — ответил он.

— А вы тогда?..

— Эндрю, — сказал он. — Я Эндрю Лэддис.

Шин включил маленький свет, и по другую сторону решетки обнаружились Коули с охранником. Охранник стоял спиной, зато Коули, держась за железные прутья, внимательно следил за происходящим.

— Что привело вас сюда?

Он взял из рук Шина носовой платок и вытер лицо.

— Что привело вас сюда? — повторил свой вопрос Шин.

— Я застрелил свою жену.

— Почему вы это сделали?

— Потому что она убила наших детей и хотела покоя.

— Вы федеральный пристав? — спросил Шин.

— Сейчас нет. Был когда-то.

— Давно вы находитесь здесь?

— С третьего мая пятьдесят второго года.

— Кто была Рейчел?

— Моя дочь. Ей было четыре года.

— А кто сейчас Рейчел Соландо?

— Ее не существует. Я ее выдумал.

— Зачем?

Тедди покачал головой.

— Зачем? — повторил свой вопрос Шин.