100 великих любовников

Овладев ею мимоходом, Петр тотчас же ее бросил, и она утешилась с царскими денщиками. Мария Гамильтон несколько раз была беременна, но всякими способами избавлялась от детей. Чтобы привязать к себе одного из своих случайных любовников, молодого Орлова, довольно ничтожного человека, грубо с ней обращавшегося и обиравшего ее, она украла у императрицы деньги и драгоценности. Все ее большие и маленькие преступления открылись совершенно случайно. Из кабинета царя пропал довольно важный документ. Подозрение пало на Орлова, так как он знал об этом документе, а ночь провел вне дома. Позванный к государю для допроса, он перепугался и вообразил, что попал в беду из-за связи с Гамильтон. С криком «виноват!» он упал на колени и покаялся во всем, рассказав и о кражах, которыми он воспользовался, и об известных ему детоубийствах. Началось следствие и процесс.

Несчастная Мария обвинялась главным образом в произнесении злонамеренных речей против государыни, слишком хороший цвет лица которой вызывал ее насмешки. Действительно, тяжкое преступление… Что бы там ни говорили, на этот раз Екатерина проявила довольно много добродушия. Она сама ходатайствовала за преступницу и даже заставила вступиться за нее царицу Прасковью, пользовавшуюся большим влиянием. Заступничество царицы Прасковьи имело тем большее значение, что всем было известно, как мало, обыкновенно, она была склонна к милосердию. По понятиям старой Руси для таких преступлений, как детоубийство, находилось много смягчающих вину обстоятельств, а царица Прасковья во многих отношениях была настоящей русской старого закала.

Но государь оказался неумолим: «Он не хочет быть ни Саулом, ни Ахавом, нарушая Божеский закон из-за порыва доброты». Действительно ли он так уважал Божеские законы? Возможно. Но он вбил себе в голову, что у него отняли нескольких солдат, а это было непростительным преступлением. Марию Гамильтон несколько раз пытали в присутствии царя, но до самого конца она отказывалась назвать имя своего сообщника. Последний же думал только о том, как бы оправдаться, и во всех грехах обвинял ее. Нельзя сказать, что этот предок будущих фаворитов Екатерины II вел себя как герой.

14 марта 1714 года Мария Гамильтон пошла на плаху, как рассказывал Шерер, «в белом платье, украшенном черными лентами». Петр, очень любивший театральные эффекты, не мог не откликнуться на это последнее ухищрение предсмертного кокетства. Он имел мужество присутствовать при казни и, так как никогда не мог оставаться пассивным зрителем, принял в ней непосредственное участие. Он поцеловал осужденную, увещевал ее молиться, поддерживал в своих объятиях, когда она потеряла сознание, – потом удалился. Это был сигнал. Когда Мария подняла голову, царя уже сменил палач. Шерер сообщил потрясающие подробности: «Когда топор сделал свое дело, царь возвратился, поднял упавшую в грязь окровавленную голову и спокойно начал читать лекцию по анатомии, называя присутствовавшим все затронутые топором органы и настаивая на рассечении позвоночника. Окончив, он прикоснулся губами к побледневшим устам, которые некогда покрывал совсем иными поцелуями, бросил голову Марии, перекрестился и удалился».

Весьма сомнительно, чтобы фаворит Петр Меншиков, как это утверждали некоторые, нашел уместным принять участие в предании суду и в осуждении несчастной Гамильтон, чтобы оградить интересы своей покровительницы Екатерины. Эта соперница ничуть не была для нее опасна. Несколько времени спустя у Екатерины нашлись основания для более серьезной тревоги. В депеше Кампредона от 8 июня 1722 года говорится: «Царица опасается, что если княжна родит сына, то царь, по ходатайству Валахского господаря, разведется с женой и женится на своей любовнице».

Речь шла о Марии Кантемир.

Господарь Дмитрий Кантемир, бывший союзником Петра во время несчастного похода 1711 года, потерял свои владения при заключении Прутского договора. Найдя приют в Петербурге, он томился там в ожидании обещанного ему возмещения убытков. Довольно долго казалось, что дочь вознаградит его за потерянное. Когда Петр в 1722 году отправился в поход на Персию, его любовная интрига с Марией Кантемир тянулась уже несколько лет и казалась близкой к развязке, роковой для Екатерины. Обе женщины сопровождали царя во время похода. Но Мария принуждена была остаться в Астрахани, так как была беременна. Это еще больше укрепило уверенность ее приверженцев в ее победе. После смерти маленького Петра Петровича у Екатерины не было больше сына, которого Петр мог бы сделать своим наследником. Предполагалось, что если по возвращении царя из похода Кантемир подарит ему сына, то Петр без колебаний отделается от второй жены так же, как освободился от первой. Если верить Шереру, друзья Екатерины нашли способ избавиться от опасности: вернувшись, Петр застал свою любовницу тяжелобольной после преждевременных родов; опасались даже за ее жизнь. Екатерина торжествовала, а роман, едва не погубивший ее, казался отныне обреченным на такой же пошлый конец, как и все прежние. Незадолго до смерти государя один угодливый субъект, подобный Чернышеву и Румянцеву, предлагал «для виду» жениться на княжне, все еще любимой Петром, хотя и лишившейся честолюбивых надежд.