Княжий остров

К Егору подбежал Никола Селянинов с комплектом казачьей формы и возбужденно проговорил:

— Целый час стоишь, переодевайся, выступаем!

— Что случилось, я ничего не пойму. Кто приказал?

- Окаемов, — Никола перекрестился, с удивлением глядя куда-то мимо лица Быкова.

Он проследил взгляд Николы и близко увидел глаза присмиревшего голубя. И только теперь осознал, что птица так смотреть не может, это было что-то иное, в этих маленьких глазах сияло Небо и вмещался целый мир…

Егор словно поймал мысль Голубя Белого: «Снаряжайся, время… пришло…» — и он вспорхнул, пролетев над застывшей колонной, указывая путь…

Белый полк шел скорым маршем через леса и луга за трепещущим в небе белым сиянием. Бельцы не чуяли устали, шли день и ночь, видели голубя над авангардом даже во тьме, слышали зов его крыльев… Они переходили железные дороги, поля, миновали леса, шли по шоссе, не боясь никого, и их словно не видели: никто не обращал внимания на воинскую колонну… а может, уже привыкли за войну…

Голубь вел как по ниточке к Днепру… Только встречные простые русские люди видели их и робко интересовались, почему у бойцов на касках звезды русские, восьмиконечные, и форма иная, парадно-белая, льняная. На что Мошняков непреклонно и гордо отвечал:

— Мы особая часть Русской Армии!

— А-а… Да хранит вас Господь!

И вот после переправы открылся разрушенный в боях монастырь. Его разбили ещё больше, видимо, при нашем наступлении, и теперь уже немцы пытались сдержать русскую победу за его стенами, но все для них обернулось прахом. Эти стены не спасали врага… Густая трава и молодой подрост деревьев поднялся из развалин. Грустно и пусто было у разбитой крепости духа, у порушенных стен, у поруганной святыни. В церкви захватчики ободрали все, что смогли, сожгли все, что горело, вырубили сад и деревья, увезли чернозем. Голубь вспорхнул на чудом сохранившуюся колокольню и заворковал там мелодично и гулко, как божественный колокольный благовест…

И вдруг раздался пронзительный свист, и все вскинули головы. Откуда-то из необозримого голубого поднебесья стремительно падала точка, все увеличиваясь в размерах, и Егор радостно возвестил:

— Со-око-ол! Поклон от Серафима принес!

Сапсан сделал молниеносный вираж, распахнул крылья и, гортанно всклекотав, мирно сел рядом с голубем на перила колокольни. Полк облегченно вздохнул. Наперебой послышались голоса:

— А я уж думал, пропал голубь… Ты глянь, рядышком сидят… Никак друзья? Вот диво-то. Как братья белые… Один — воин, второй — инок…

Окаемов печально глядел на закопченные фрески остатков стен Христорождественс кой церкви и широко крестился читая молитвы. Полк составил в пирамиды винтовки во дворе монастыря и заполнил церковь с сорванной кровлей. Мужские голоса стройно и привычно вели службу… И вдруг резанул голос Мошнякова:

— К оружию! Нас окружают!

Егор выглянул в проем стены и увидел, как от дороги, от того места, где они нарвались на немецкую засаду в начале войны, густой цепью идут по полю все же настигшие их преследователи… теперь наши… но той же рукой направляемые на братоубийство. Цепи шли со всех сторон, замкнув кольцо, истошно лаяли овчарки, и были видны крытые грузовики с антеннами радиостанций и ряд черных машин особых командиров, таких же точно легковых, что ржавели меж пней в саду, сожженных в бою сорок первого года…

- Отставить! — звучно крикнул Окаемов, увидев, как метнулся полк к оружию, — отставить! Мы больше не станем убивать обманутых русских людей!

— Пора уходить, — забеспокоился Егор.

— Как только закончим молитву…

И полк опять тихо запел за Окаемовым. Кольцо сжималось. Уже ясно были видны лица и оружие, студил кровь хриплый лай овчарок, рвущихся с поводков, две черные легковые боязливо ползли вслед за наступающими.

— Поле-то разминировали, а зря, — жестко промолвил Никола.

И словно сглазил! Под обеими машинами одновременно взметнулись факелы огня и рванули противотанковые фугасы, разнеся их в клочья. Цепи разом залегли.

- Там же фронтовики! — со вздохом проговорил Мошняков, Сразу сообразили, что мины. Неужто бой со своими?

- Я ничего не пойму, они давно идут по минам, и те пока не взрываются… Минное поле словно стало управляемым, — недоумевал вслух Егор.

Из оставшихся на дороге легковых и радиостанции рявкнул динамик, приказывая идти в атаку… Цепи нехотя поднялись и только делали шаг вперед, как начали срабатывать противопехотные мины… они рвались, словно елочные хлопушки, впереди идущих, без осколков, отбрасывая бойцов и пугая комьями земли, но не калеча и не убивая… А приказ от дороги истерично гнал вперед — на мины, на смерть…