Зловещее наследство

Тут он спохватился и оборотился к своему блюду «наварен». Оказалось, это две отбивные из ягненка под темным соусом.

Между Хай-стрит Кингсмаркхема и Кингс-брук-роуд лежал квартал уродливых, построенных террасами домов, огороженных той смесью раствора из извести и строительного песка, которую называют «набрызганной галькой». В жаркий день, когда пыльные дороги мерцают знойными миражами, эти ряды серо-коричневых зданий выглядят так, словно они вылеплены из песка. Будто гигантское дитя соорудило их, пользуясь самыми примитивными инструментами.

Арчери искал Глиб-роуд простым и традиционным способом — расспрашивая полицейских, в основном молодых констеблей, регулирующих потоки на перекрестках.

Глиб-роуд могла быть спроектирована римлянами — такая прямая, длинная и бескомпромиссная. В песчаных домах не оказалось деревянных деталей. Их оконные рамы были металлическими, и наросты их балдахинов над крыльцами покрыты галечными пластырями. После каждого четвертого дома арка в фасаде вела во двор, и сквозь эти арочные проемы наблюдались угольные бункеры и мусорные ящики.

Нумерация домов по улице начиналась от Кингсбрук-роуд, и Арчери прошел около полумили, пока нашел двадцать четвертый дом. От плавящегося гудрона нагретого тротуара у него горели ноги. Он толкнул приоткрытые ворота и увидел, что под навесом крыльца не одна, а две двери. Конечно, дом состоял из двух очень небольших квартир. Он постучал хромированным молоточком в дверь, отмеченную номером 24А, и подождал.

Когда ничего не произошло, он постучал снова. Раздался дробный раскатистый звук, и из-под арки выкатился мальчик на роликах. На священника он не обратил внимания. Может быть, миссис Крайлинг спит? Было достаточно жарко, как раз для сиесты, и Арчери тоже почувствовал апатию.

Он отступил назад и заглянул под арку. И тут услышал, как открылась дверь, потом щелкнул закрывшийся замок. Он повернулся к песчаной стене и нос к носу столкнулся с самой Элизабет Крайлинг.

Он сразу понял, что она не только не откликнулась на его стук, но даже не слышала его. Ясно, что Элизабет уходила. Черное платье она заменила на короткое синее хлопковое платье-рубашку, которое показывало контуры ее на редкость костлявых бедер. На ней были белые домашние тапочки без задников, и она несла огромную белую с позолотой дамскую сумку.

— Что вам угодно? — Стало вполне очевидно, что она понятия не имеет, кто перед ней. Он подумал о том, какой старой и изнуренной она выглядит, как будто ею попользовались и бросили. — Если вы что-то продаете, то обратились не по адресу.

— Я сегодня утром видел в суде вашу мать, и она просила меня навестить ее.

Он подумал, что у нее довольно приятная улыбка, хорошей формы рот и красивые зубы. Но улыбка оказалась слишком короткой.

— Это, — ответила она, — было утром.

— Она дома? — Он беспомощно посмотрел на дверь. — Я… э… это та квартира?

— Вы шутите? Довольно неразумно было бы делить с нею дом. Под ней мог бы жить только совершенно глухой паралитик.

— Я войду, если позволите?

— Делайте как хотите. Она вряд ли появится здесь. — Лямка сумки переместилась на правое плечо, натянув синий материал на груди.

Непонятно почему, ему вспомнилась изящная женщина в столовой «Оливы», ее нежная кожа и легкая грация. Кожа на лице Элизабет Крайлинг в ярком полуденном свете напоминала кожуру лимона.

— Что ж, входите, — резко сказала она, отмыкая дверь. Девушка оставила ее открытой и повернулась, ее тапочки зашлепали по дорожке. — Она не побьет вас. Во всяком случае, я так думаю. Меня она побила однажды, но… ну, на это были уважительные причины.

Арчери вошел в холл. Из него вели три двери, но все были закрыты. Он кашлянул и нерешительно позвал:

— Миссис Крайлинг?

Было душно и тихо. Он мгновение колебался, потом открыл одну из дверей. За ней оказалась спальня, разделенная оргалитом на две части. Его интересовало, как уживаются вместе две женщины. Теперь он знал. В средней комнате они, должно быть, жили. Он постучал в дверь и открыл ее.

Хотя французское окно было приоткрыто, в воздухе стоял густой табачный запах и две пепельницы на столе с откидной крышкой были заполнены окурками, да и все поверхности в комнате завалены газетами, мусором и пылью. Едва он вошел, голубой волнистый попугайчик в очень маленькой клетке выдал целый поток высокого ломкого щебета. Клетка неистово раскачивалась.