76  

– Прекрати, – сказала Настя спокойно, – перестрой уже наконец мозги на другую волну. У профессора Самойлова есть методика, разработанная специально для случаев серийных убийств, и методика эта работает, тебе нужно просто это признать, больше от тебя ничего не требуется. Пока не требуется, – уточнила она тут же. – Я отправила к нему Мишу Доценко со всеми материалами, Самойлов обещал посмотреть и вынести свое суждение по всем эпизодам.

– Ну и…

– Жду. Обещал завтра к обеду сделать.

– Нет, Аська, – снова рассердился Коротков, – все-таки это шарлатанство какое-то. Зря ты это затеяла. А уж Барин тебя за такую самодеятельность вообще сгноит заживо. Ты хотя бы об этом-то подумала?

– Подумала. Барину я ничего про методику Самойлова говорить не буду. Хотя, между прочим, он не производит впечатления человека, не признающего науку. Но на всякий случай поостерегусь. Ты меня, надеюсь, не выдашь?

– Не выдам, – вздохнул он, – но я тебя все равно не одобряю. Ты, мать, конечно, умнее нас всех, но в данном случае ты не права.

– Очень может быть. Но попытаться нужно. Я попробую каким-нибудь другим путем подвести Барина к мысли о том, что с маньяком не все так гладко, как нам казалось с самого начала. Наплету какого-нибудь аналитического наукообразия, схемы придумаю, графики… Короче, это мои проблемы. Но Барин не должен знать двух вещей: про Денисова и про Самойлова. Ты согласен?

– Естественно. Чем меньше Барин знает о холопах, тем лучше для всех. Постой, а как же твоя баскетболистка? Отбой?

– Пока нет, подожду, что скажет Самойлов. Если из семи эпизодов шесть совершены одним субъектом, то он может дать ряд признаков и даже довольно точную дату рождения.

– Да ладно тебе, – недоверчиво протянул Юра. – Так не бывает. Псевдонаучные фокусы – вот что это такое.

– Не веришь – не надо.

Она посмотрела на часы и удивленно охнула:

– Мать честная, восьмой час! Что-то Барин меня не дернул с вечерним докладом.

– Так он с журналистом беседы беседует. Это, как я понимаю, надолго.

Настя потянулась к внутреннему телефону.

– Владимир Борисович, это Каменская. Вы будете меня вызывать сегодня? Хорошо, спасибо.

Она положила трубку и весело подмигнула Короткову.

– На сегодня нам амнистия вышла. Их светлость занят и освободится не скоро. Можно считать себя свободными и спокойно работать.

– Ты еще долго?

– Посижу часа полтора, надо бумажки разгрести. А ты?

– И я примерно столько же. Отвезу тебя куда-нибудь к метро.

Около девяти вечера Настя и Юра Коротков собрались по домам. На улице Настя подняла голову и поискала глазами окна кабинета Мельника. В окнах горел свет, Владимир Борисович еще был на работе. Колобок-Гордеев тоже никогда не уходил рано, случалось, и ночевал на Петровке. Как знать, может быть, новый шеф окажется в итоге не намного хуже старого…

* * *

Притормаживая возле очередного перекрестка, Валентин Баглюк с трудом справился с машиной. Дорога была очень скользкой. И как его угораздило опять набраться? Впрочем, понятно, он так разнервничался из-за этой пленки и вообще из-за всей истории. Глупая история, если вдуматься. Надо же было так подставиться! И свое имя замарал, и редакцию подвел. Идиот. Распсиховался и начал глушить разгулявшиеся нервы алкоголем. Голова теперь чумная, соображает плохо, руки-ноги утратили координацию. Ладно, до дома бы добраться – и в постель. А завтра видно будет.

Начальник-то этот милицейский нормальным мужиком оказался, не орал, права не качал, расспрашивал спокойно и подробно обо всем. Видно было, что он Баглюку сочувствует, понимает, что тот не по злому умыслу такое сотворил. Не то что сыщик Коротков. От Короткова на километр злостью разило, ненавистью к журналисту. С ним и разговаривать по душам не хотелось. А с Владимиром Борисовичем разговор хороший вышел, душевный. Баглюк, конечно, покаялся, бил себя в грудь, извинялся, а Мельник все время его останавливал и заставлял снова и снова возвращаться к обстоятельствам получения пленок.

– Кто-то затеял против уголовного розыска грязную игру, – говорил он Валентину, – и мне сейчас важны не ваши извинения. Я хочу понять, кто и зачем это сделал.

И опять спрашивал, когда тот человек позвонил, что сказал, как они встретились, как выглядел незнакомец, в чем был одет. Просил припомнить и описать походку, жесты, манеры, интонации речи, характерные словесные обороты. Баглюк старался изо всех сил, напрягал память, рассказывал, стараясь быть максимально точным. Владимир Борисович – человек занятой, сразу видно. За время их беседы несколько раз выходил из кабинета по неотложным делам, оставляя Баглюка одного, правда, ненадолго, минут на пять-семь, не больше. И каждый раз извинялся за то, что вынужден прервать беседу. Вежливый, воспитанный. Приятный, одним словом, мужик этот Владимир Борисович Мельник.

  76  
×
×