Замена объекта

Ближе к дембелю стали делать наколки. Что это за десантник без наколок? Витя послал своей девушке в Сызрань рисунки, попросил ответить, какая ей нравится больше, какая картинка на его мощном плече будет ее радовать. Девушка ответила сухо и нейтрально: мол, ей вообще наколки не нравятся, от них за версту уголовщиной несет, но если ему хочется - пусть делает, ей все равно. Витя наколку делать не стал. Не было у него глупого честолюбия, не собирался он в дальнейшем никому демонстрировать свою причастность к элитным войскам. А может, девушку эту сильно любил.

После демобилизации Виктор в Сызрани уже не жил. Приехал к Руденской в Новокуйбышевск, дня три отъедался теткиными пирожками и кулебяками, потом съездил в Сызрань, побыл там немного и уехал ближе к Уралу, в Оренбургскую область, устроился водителем в какой-то частной лавочке, права он еще в армии получил. Чем «лавочка» занималась, Лидия Павловна толком не знала, а Витя не особенно о своей работе распространялся, но зарплату получал приличную, во всяком случае, в автопарке до ухода в армию ему платили куда меньше. Женился на хорошей девушке, нет, не на той, которая у него была до армии, на другой. У нее были славные родители, приняли Витю как родного, жили все вместе в отдельном домике в частном жилом секторе. Домик-то, конечно, доброго слова не стоил, но у Вити руки золотые, он его весь постепенно перестроил, переделал, утеплил, не домик стал, а картиночка. Тетке после армии он писал гораздо реже, поздравления к праздникам, правда, никогда не забывал прислать, а вот чтобы подробное письмо написать - нет, это уж раз в год, не чаще. Оно и понятно, у Виктора самостоятельная жизнь началась, взрослая, семейная, ребенок родился, с домом хлопоты, жена молодая, да и работу надо выполнять, так что Лидия Павловна не обижалась, все понимала. Радовалась, что у племянника-сироты все устроилось, что он теперь не один на белом свете, что здоров и благополучен. И пусть Витя писал ей подробные письма только один раз в год, зато каждый год во время отпуска обязательно приезжал в Новокуйбышевск на один-два дня, сидел безвылазно у тетки в квартире и все-все-все ей рассказывал, показывал фотографии жены, ребенка, дома. Пытался оставлять Руденской деньги, но она не брала, отказывалась категорически, уверяла, что у нее все есть и ей ничего не нужно, клятвенно обещала немедленно дать знать, если ей что-то понадобится. Виктор бегал в аптеку и закупал лекарств побольше, чтобы хватило надолго, вызывал сантехников и электриков, чтобы вот прямо сейчас, при нем, починили и привели в порядок все, что нуждается в починке, ругался с ДЭЗом из-за протекающего потолка, привез Лидии Павловне хороший телевизор с видеоприставкой и огромную коробку кассет с ее любимыми фильмами, одним словом, что мог, то делал. Вернее, мог-то он многое, но ведь Лидия Павловна не все примет, она такая.

А потом ей сообщили о том, что дом ночью взорвался и все погибли. Все до единого. И Витя, и его жена, и сынок маленький, и родители жены. Руденская на похороны приехать не сумела, она уже тогда ходила с трудом, и для такого вояжа ей нужен был попутчик, который отвез бы ее туда и обратно на машине. На Витину могилу она попала только к сороковинам. Поплакала, положила цветочки и уехала. Все. Вот таким простым и незлобивым парнем был Виктор Осипенко. Руденская уверяет, что он не любил драться и был совершенно не агрессивен. Мог он уничтожить всю свою семью, чтобы самому остаться в живых? Что-то сомнительно.

Виртуальная переписка

Одалиска - Морю, 10 мая 2004 года

Костя опять уехал. Сказал, что в Москву и, наверное, надолго. Вопрос с летним отдыхом даже не стал обсуждать.

Мне кажется, это конец. Он десять дней сидел дома и думал, может ли он без нее жить, и понял, что не может. И теперь уехал, чтобы попробовать начать новую жизнь с этой сучкой. А меня держит про запас, на всякий случай, если там что-то не заладится. Поэтому он не сказал мне, что уезжает насовсем и бросает нас, а начал плести какую-то фигню насчет того, что, дескать, не знает, когда вернется, но наверняка не раньше чем через месяц, а может быть, и через два, и через три.

Короче говоря, мне все ясно. И настроение - хоть в петлю. Лучше бы он уехал так, чтобы я наверняка знала, что к бабе, но что через неделю вернется. Что делать, Море? Как мне с этим справиться?

О.

Море - Одалиске, 12 мая 2004 года