Короли Альбиона

Тебе стало скучно, Ма-Ло? Ты все это уже слышал от Али? Я уверена, он знает это не так, как я знаю, он не может так это любить. О, эта северная весна! Наши сады, поля и леса прекрасны, но они не меняются так, когда наступает новый сезон, им неведомо преображение. Они величественнее, но чего-то недостает. Что ты сказал? Тебе не было скучно? Тебя смущает тот образ, к которому я прибегла, описывая запах боярышника? Ничего не поделаешь. Принимай меня такой, какая я есть. Так на чем я остановилась? А, да. Я начала поправляться.

Да, я приходила в себя. К середине лета, когда крестьяне зажигают по ночам костры и устраивают праздники, когда косят сено, пшеница становится желтой, а рожь вымахивает на пять футов в высоту, и если ветерок колышет колосья, на них проступает влажная синева, словно на куске выстиранной шелковой ткани, за каждой изгородью, на любой вырубке в лесу мальчишки щупают девчонок, тискают их груди и ягодицы, девушки обхватывают бедра юношей своими ногами, обвивают их шею руками, словно ветвями берез или тополей, ласточки, сплошь черные и белогрудые, носятся над оставшимися после дождей лужами, подхватывают капельки воды для питья и яйца жуков, — так вот, к середине лета мне прискучило и одеяние Богоматери, и обожание стариков и больных, и почтительный страх всех встречавшихся мне мужчин. И в любом случае, ко мне возвращались прежние формы и я уже не могла втиснуться в украденный наряд. Пора было вернуть себе прежний образ, а хорошо бы заодно и Эдди Марча.

Я еще не решила, в какую сторону идти. Я то поворачивала на юг, в надежде вновь повстречать Эдди, то уходила на северо-запад ведь где-то там мы рассчитывали разыскать брата князя Харихары, а найти его значило, вероятно, вновь обрести моих спутников — Али и всех остальных. Я приближалась к северо-западным районам страны и находилась уже где-то на границе между Ингерлондом и Уэльсом (что такое Уэльс, я скажу позже). На плодородной равнине с небольшими возвышенностями, где пахотная земля перемежалась рощами и небольшими ручьями, а вдалеке на горе стоял замок Мальпас, я издали высмотрела молодого рыцаря, который ехал по петляющей дорожке верхом на огромном мерине удивительной масти: он был даже не светло-гнедой, а желтый, как лютик. По правде говоря, мне захотелось хотя бы ненадолго забыть с этим пареньком об Эдди. Кроме того, если б мне удалось уговорить его раздеться, а там, глядишь, и соснуть, я бы заполучила новый наряд.

Он ехал медленно, его лошадь едва переставляла ноги. Я могла рассчитать момент, когда он поравняется с мельничной заводью, берега которой заросли густой травой и маргаритками. Мельница давно развалилась, вокруг нее теснились ивы и камыши, из земли пробивались желтые цветы — их здесь называют ирисами. В стране царило беззаконие. Такие места, как эта мельница, находящиеся на некотором удалении от деревни, города или замка, частенько подвергались нападению разбойников: обитателей дома убивали, их добро грабили, а жилище, как правило, предавали огню. Весь этот уголок казался цветущим, и птицы пели вовсю, но какая-то неясная печаль окутывала пруд, что могло бы послужить мне предостережением.

Я двигалась быстро, хотя шиповник и цветущая куманика преграждали путь, и добралась до пруда раньше, чем всадник. Там я быстро избавилась от наряда Девы и золотой короны, так что, когда юноша верхом на мерине подъехал к берегу пруда, я уже ждала его там, сидя под ивой в том виде, в каком меня породила природа. Я сидела, подтянув колени, обхватив их руками и делая вид, что внимательно наблюдаю за изумрудными и аметистовыми бабочками, порхавшими и совокуплявшимися на дорожках из лотоса или водяных лилий эти цветы собирались вот-вот распуститься, прорвав похожие на желудь бутоны.

— Вот черт! — буркнул он. — Пресвятая Матерь Божья!

«А он-то с чего это взял?» — поразилась я, но тут же поняла, что восклицание лишь выражало его изумление, и он вовсе не принимал меня за Марию. Перебросив ногу через луку седла, парень соскочил на траву.

— Сейчас ты исчезнешь, верно? — спросил он. — Или превратишься в злобную старуху? Они всегда так делают в романах.

Разглядев его вблизи, я испытала разочарование. Мальчишке едва ли сравнялось четырнадцать лет, он был еще по-щенячьи пухлым, волосы почти белые, на верхней губе легкий цыплячий пух.

— Кто они? — спросила я, не подымаясь, поглядывая на него через плечо.

— Обнаженные леди — они во что-нибудь превращаются, когда к ним приближается странствующий рыцарь.