Лес мертвецов

Небо стояло низко, все еще грозя дождем. Обступившие город вулканы добавляли атмосфере мрачности. Но даже унылая погода, окрашивавшая все вокруг в ртутный цвет, была бессильна против солнечной архитектуры церквей и домов с голубыми, розовыми, лиловыми стенами. Улицы поразили ее своей прямотой. Словно разложенные по всему городу продольные флейты, они, казалось, не переставая, наигрывали мелодии, сотканные из цветов и ярких красок.

Жанна выехала на главную площадь — Пласа Майор.

Рассаженные в шахматном порядке деревья; сводчатые галереи, разбегающиеся на все четыре стороны света; узорчатые кованые решетки на окнах… Жанне почудилось, что вот сейчас с одного из увитых розами и лавром балконов спрыгнет Зорро… Она сверилась с картой. Так, понятно. Авенидас, то есть проспекты, пересекают город с севера на юг. Кальес, то есть улицы, идут с запада на восток. Ей не составило никакого труда разыскать нужную церковь. Иглесия-и-Конвенто-де-Нуэстра-Сеньора-де-ла-Мерсед. Именно там, по сведениям, сообщенным Эвой Ариас, служил Пьер Роберж — священник-бельгиец, пожравший шестнадцатилетнюю девушку-индеанку.

50

По архитектуре церковь Иглесия-и-Конвенто-де-Нуэстра-Сеньора-де-ла-Мерсед представляла собой нечто среднее между романской постройкой и причудливым сооружением барокко. Внутри это оказалось прочное здание с толстыми стенами. Снаружи — своего рода праздничный торт: витые колонны, охряное кружево кровли, фасад, расписанный фресками, на которых ангелочки Возрождения как ни в чем не бывало соседствовали с национальными орнаментами майя.

Жанна припарковалась на паперти. К ней тут же подошли несколько индеанок, призывно протягивая какие-то тряпки, бусы, брелоки. Каждая держала на руках младенца. Жанна отрицательно покачала головой. Она улыбалась. Грязная, вымотанная до последней степени, лохматая, она тем не менее ощущала себя красавицей. Решительной женщиной. Героиней.

Она скользнула в ворота, огляделась и направилась к наиболее солидной части церкви. Стены здесь достигали в толщину нескольких метров. Дорожная плитка казалась вытесанной из скалы. Место вполне отвечало своему изначальному назначению — сражаться. Действительно, этот приход создавался по тем же правилам, по каким возводятся крепости. Он стал одним из бастионов, построенных среди джунглей, чтобы бороться с индейцами, с климатом, с язычеством…

Жанна прошла под высоким сводом и свернула направо, к монастырю. Если верить Эве Ариас, сейчас здесь оставалась лишь небольшая группа бельгийских иезуитов, членов братства святого Игнатия.

В патио царила все та же атмосфера непреклонной суровости. Двор был так огромен, что скорее напоминал античную арену. Оштукатуренные стены кое-где зияли открытыми кирпичными ранами. Беленые арки. Неровно замощенные дорожки. Между утоптанных булыжников пробивалась трава. В центре помещался фонтан — недействующий.

Мимо прошел индеец майя с тачкой. Жанна махнула ему и спросила, где ей найти брата Домициана — это был тот самый иезуит, с которым она разговаривала по телефону. Индеец исчез. Она терпеливо ждала, стоя под аркой и вдыхая запахи камня и плюща, носившиеся в прохладном воздухе. Она устала до крайности, но в то же время чувствовала в себе какую-то живительную легкость.

— Мы не сможем вам помочь.

Из косой тени, отбрасываемой колонной, вышел молодой мужчина. Тучный, с обвислыми щеками. В сорочке от «Лакост». Блондин, даже брови светлые, выглядел он на редкость невыразительно. Словно толстая белая свеча, оплавившись, игрою случая приняла форму человеческой фигуры.

Говорил он по-французски. Это хорошо. Но держался настороженно. Это плохо.

— Вы даже не знаете, зачем я здесь. — Жанна не собиралась легко сдаваться.

— По телефону вы сказали, что занимаетесь расследованием. Мы не имеем ничего общего с органами правосудия. Особенно французского правосудия!

— Позвольте мне все вам объяснить.

— Не стоит труда. Нас здесь всего несколько братьев. Мы ведем борьбу своими средствами. Бьемся за физическое и духовное спасение крестьян. У нас нет и не может быть ни малейшей связи с уголовщиной.

— Раньше такая связь была.

— Так вот вы о чем.

Брат Домициан посмотрел на Жанну с жалостью:

— Двадцать пять лет прошло, а вы пытаетесь опять разворошить ту давнюю историю.

— А почему бы и нет?