Стилист

Доказывать было нечем. Нужно было, чтобы Устинов признался в убийстве, но делать этого он, разумеется, не станет, он же не идиот. На худой конец сгодился бы и свидетель, который видел его стреляющим в Собликову и Коренева. Но свидетеля такого не было.

Как ни грустно в этом признаваться, убийство в доме Соловьева обещало остаться «висяком». Убийца известен, а преступление считается нераскрытым. Вот такие парадоксы следственно-оперативной жизни…

Зато благодаря работе, проделанной в ходе раскрытия этого преступления, выявились факты и обстоятельства, совершенно по-иному освещающие жизнь Владимира Александровича Соловьева. Ибо один из десяти студентов-вечерников, кому предположительно принадлежала случайно найденная шпаргалка по криминологии, был не кем иным, как двоюродным братом некоего Мешкова, состоящего в штате издательства «Шерхан» и более известного как Вовчик, личный телохранитель Кирилла Есипова. Кузен Мешкова, Георгий Шикеринец, в вечернее время учился в юридическом вузе, а в дневное служил в должности милиционера полка патрульно-постовой службы. Личное дело его хранилось в ГУВД, и достаточно было одного взгляда на написанную им собственноручно автобиографию, чтобы утвердиться в подозрениях о том, чьей рукой была написана злополучная шпаргалка. Конечно, взгляд оперативника – не источник доказательств, и автобиография Георгия Шикеринца была изъята из дела и направлена на экспертизу вместе с клочками бумаги, на которых записаны отрывочные фразы о статистике и предмете криминологии. Эксперты скорого ответа не обещали, впрочем, как и всегда, но особой спешки и не было.

– Каким образом я, по-твоему, должен посылать это на экспертизу? – спросил Настю следователь городской прокуратуры Ольшанский. – В рамках какого уголовного дела?

Вопрос был закономерным. Для того чтобы эксперты могли работать, нужно было возбужденное уголовное дело. А ведь никакого дела по факту нападения на Соловьева не было ни два года назад, ни сейчас. И как его возбудить, это дело, если сам Соловьев молчит, как воды в рот набрал, и не желает вступать ни в какие разговоры о причинах своей внезапной тяжкой болезни?

– Ну, давайте проведем экспертизу в рамках дела об убийстве Собликовой и Коренева, – предложила Настя. – Ведь по делу точно установлено, что Собликова с помощью Коренева пыталась что-то найти в архиве Соловьева. Мало ли что я придумала насчет информационного письма с предложением тиражей. А может, искали вовсе не письмо, а как раз шпаргалку. В конце концов, передо мной стояла задача найти среди бумаг Соловьева посторонние документы, которые могли стать объектом поисков для Собликовой и издателей. Я вам нашла два документа. И идет проверочная работа по обоим.

– Анастасия, врать нехорошо, – строго произнес Ольшанский.

– Почему врать-то? – искренне возмутилась Настя. – Ничего не врать. Мы отрабатываем все возможные версии, обычное дело. А если вас что-то смущает, я вам скажу еще больше. Юрка Коротков выехал в тот город, где погибла жена Соловьева. Уж по факту ее смерти дело точно есть, хотя и приостановленное, поскольку убийство не раскрыто.

– Но то дело и находится в ведении того города. Как же я могу своей властью в него лезть? Не дело ты говоришь, Каменская.

– А если из этого города к вам поступит официальный запрос? Если Юрка сумеет добиться, чтобы расследование возобновили?

– Тогда другое дело, – согласился следователь. – А у тебя такие серьезные основания полагать, что и к болезни Соловьева, и к смерти его жены приложили руку шерхановцы?

– Серьезные, – кивнула она. – Гордеев правильно сказал, когда два однотипных события случаются уж очень вовремя, это обычно дурно попахивает. Соловьев собрался разводиться, вступать в новый брак и уезжать со второй супругой за границу. Гибель жены эти планы нарушила, потому что он не мог оставить здесь пятнадцатилетнего сына одного. Потом, два с половиной года назад, он снова собрался уезжать, на этот раз ему предложили пятилетний контракт за рубежом с перспективой впоследствии остаться там насовсем. И тут очень кстати делается эта таинственная болезнь, от которой у него ноги не ходят. Врач со «Скорой помощи» утверждает, что его, избитого, привезли в больницу прямо с улицы. Издатели, корча трагическую мину, поют нам песни о том, что это случилось на нервной почве, что Владимир Александрович не смог оправиться после трагической смерти жены, а тут еще и сын от рук отбился и связался с дурной компанией. А сам Соловьев вообще ничего не говорит. Но знаете, что самое любопытное?