34  

Загляни под кровать, генерал!

Но дженераль Акимушкин, отравленный купидоном, на скорую руку вербует господина Блерио в собственного сексота (кличка «Головоногий»), тот «р-рад стараться!» и, не дожидаясь восхода бледного дистрофического солнца, поцеловав пухлую ручку госпоже Кустодиевой, выходит из «Амурских волн» в соленый предутренний туман. «Убрался, старый козел», — с облегчением думает хозяйка и отправляется в комнату Гайдамаки кормить Черчилля с Маргариткой. Чемоданы с «Супер-Секстиумом» появляются из-под кровати, Шкфорцопф садится за свою монографию; строительный прораб Блерио пьет чай с бисквитом и начинает рабочий день. Лунная команда в сборе — правда, О'Павло и Уточкин запропастились в какой-то другой реальности. Ротмистр Нуразбеков здесь же, с ними. Он выходит из «Амурских волн» черным ходом и следует за генералом Акимушкиным на Еврейскую уличу в жандармское управление.

А генерал Акимушкин в глубокой задумчивости, скрипя снегами, идет по улице Дерюжной и с поворотом на Мазарининскую, потирая озябшие руки, держащие за горло весь Южно-Российск, приходит в жандармское управление и усаживается в кресло. Инстинктом естествоиспытателя Акимушкин чует приближение революционной экспедиции на Луну; генерал догадывается, что через год-другой зашлют его с повышением за верную службу в какой-нибудь Изюм-на-Дунае, и тогда закусывать ему не коньяк, а водку, как Овидию на закате карьеры, не сицилийскими апельсинами, а жирной, несоленой, пропахшей болотом дунайской селедкой — что тоже, впрочем, неплохо. Аминь.

КОНЕЦ 5-Й ЧАСТИ

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ДОМ С ХИМЕРАМИ

Литература есть описание людей, а не идей.

Б. Стерн

ГЛАВА 1. Zigmound Freud

Все это, сударь, заумь и придурь.

А. Дюма-младший

Но подробнее о лечении лиульты Люси. Регент Фитаурари, конечно, перемудрил. Ему не следовало приглашать в лекари к Люське знаменитого Фрейда, родные африканские колдуны на собственной почве вполне могли бы справиться с болезнью лиульты без всякого Фрейда — или, на худой конец, так же не справились бы с болезнью лиульты, как и знаменитый Фрейд, зато имели бы практику. Характеристику Фрейда как врача следует напомнить всем излишне доверчивым богатеньким пациентам (бедных пациентов, как уже сказано, в практике психоанализа не бывает), тем более пациентам-императорам. Мудрые коллеги Фрейда — например, доктор Илья Мечников из Одессы — предупреждали регента, напрямую, как и подобает настоящим врачам, называя вещи своими именами, что «как лечащий врач Фрейд… не стоит, потому что он большой дофенист в прямом и в плохом смысле этого слова, т. е., на причины и на лечение всех болезней смотрит исключительно „снизу“, с пола, с точки зрения органа между ногами; его взгляд закован, обзор ограничен, горизонт придавлен, и поэтому врач не видит дальше собственного обрезанного, скажем так, носа». Но регент не внял Илье Мечникову и пригласил-таки в Офир модного австрийского психоаналитика.

Фрейда же вконец задолбали шуточки в огород психоанализа. Шутили все кому не лень. Отношения врача и пациента окрашены в сексуальные тона, и сублимируются эти тона в конкретном акте расплаты пациента с психоаналитиком в товарно-денежном отношении — то есть оплата труда психоаналитика ОБЯЗАТЕЛЬНА, без гонорара нет психоанализа, бесплатного социалистического психоанализа не бывает. А значит, психоанализ — это область медицины только для богатых.

В Европе происходила война. Размер профессорского гонорара остался в тайне, но можно предположить, что гонорар был такой щедрый, что Зигмунд Фрейд, недолго думая, надел демисезонное пальто и отважился пробраться в Офир из воюющей Австро-Венгрии через весь европейский театр боевых действий. Театр — он и есть театр. Во Фрейда стреляли как чужие, так и свои из всех видов оружия, расставляли на него мины-ловушки, травили газами. В Галиции за ним долго гнался английский танк. Это громыхающее чудовище появилось в тот момент, когда на греко-хорватской границе Фрейд присел за кустиком, чтобы справить большую нужду; и танк представился Фрейду гигантским драконом, собравшимся изнасиловать Фрейда тут же, за кустиком. У Фрейда от страха случился запор. Вздулся живот, мучили газы. В Средиземном море Фрейда упорно преследовали — сначала французский цеппелин, потом германская субмарина. Дьявольский цеппелин напоминал ему раздутую женскую грудь, а субмарина — распухший мужской фаллос. «Weil ich ein dummer Deutscher bin, — думал Фрейд. — Sehr gut!»[31] Фрейд был типичным мелким буржуа в котелке — a'propos,[32] шляпа-котелок напоминала ему короткий кондом-наперсток. Фрейд всего боялся. Эти пограничные дела с буквой в фамилии — «о» или «е»? Вечно испорченные документы. «Кто вы, доктор Фрейд? Или Фройд? Или Фреуд?» Профессор боялся самолетов, пароходов и железных дорог. Гудок парохода напоминал ему неприличный звук кормового орудия. А прямоугольные бипланы, перетянутые шпангоутами, напоминали ему не летающие этажерки, как всем нормальным людям, а панцирные кровати из публичных домов Вены. Но особенно Фрейд боялся железных дорог. В двухлетнем возрасте Зигмунд ехал с матерью в купе и впервые увидел ее обнаженной; это произвело на пего такое впечатление, что железные дороги заняли достойное место в теории психоанализа. Подумать только! Фрейд писал:

  34  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×