35  

«Необходимость связывать поездку по железной дороге с сексуальностью исходит, очевидно, из сосательного характера двигательных ощущений. Если к этому прибавляется вытеснение, которое превращает в противоположное так много из того, чему дети оказывают предпочтение, то те же лица в юношеском или взрослом возрасте реагируют на качание тошнотой, сильно устают от поездки по железной дороге или проявляют склонность к припадкам страха во время путешествия и защищаются от повторений мучительного переживания посредством СТРАХА НА ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ». (Выделено Freud'oM.)

Подумать только: «НЕОБХОДИМОСТЬ СВЯЗЫВАТЬ ПОЕЗДКУ ПО ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ С СЕКСУАЛЬНОСТЬЮ»! Подумать только: «…ИЗ СОСАТЕЛЬНОГО ХАРАКТЕРА ДВИГАТЕЛЬНЫХ ОЩУЩЕНИЙ!» Подумать только, что бы Фрейд написал, если бы он, как Сашко Гайдамака, путешествовал по железной дороге в теплушках, на товарняках, в тендерах или на крышах вагонов? Какой украинской селянке с торбой придет в голову необходимость связывать поездку из Вапнярки в Киев с сексуальным характером двигательных ощущений?

Так или иначе, избежав многих явных и скрытых сексуальных опасностей, Фрейд все-таки добрался до Офира. Стражники-украинцы даже не взглянули на него: «Проходи», но врата, настроенные на инфракрасные половые кванты, поначалу не хотели его пропускать, захлопывались прямо перед ним, игриво норовя защемить мужское естество Фрейда, как видно, чувствовали к Фрейду корпускулярное сексуальное предрасположение. Однако все обошлось, Фрейд снял пальто, разбежался и проскочил. Его устроили все в том же отеле «Амбре-Эдем», все в том же люксе, который помнил халдейские и этрусские ругательства послов царя Соломона и стихи Николая Гумилева, и закрыли все окна защитными сетка-ми, чтобы, не дай Бог, Черчилль не повторил нападения. Потом повели к нгусе-негусу Фитаурари. Фрейд спросил негуса:

— Вы уже советовались с кем-нибудь по поводу болезни лиульты?

— С колдуном, — ответил Фитаурари.

— Представляю, какую глупость он вам сказал!

— Он посоветовал обратиться к вам.

Фрейд проглотил и принял к сведению эту шутку, и его повели в дворцовую бухгалтерию к казначею, где выдали; щедрый аванс. Потом он осмотрел лиульту, взял мочу на анализ (какой уж там анализ в полевых условиях) — разглядел на просвет, понюхал и сказал:

— Es gefallt mir nicht… Sehr gut![33] Все ясно. С детства навязчивый интерес к бананам, которые напоминают этой даме известно что. Дайте ей больших апельсинов, она их никуда не сможет засунуть.

Фрейд ошибся. О, как он ошибся! Он, теоретик женских губ, плеч, сисек-масисек, ягодиц и влагалищ, забыл — не знал? не подозревал? — что эти самые влагалища умеют расцветать, распускаться и растягиваться так, что могут пропустить голову младенца, а уж заглотить способны несоразмерные объекты — вроде удава, глотающего крупного ангорского кролика. Или Фрейд попросту плохо знал женщин? Фрейд ошибся в апельсинах, апельсины Люська тоже любила — она выбирала апельсин побольше и пооранжевей, с толстой кожурой в пупырышках, засовывала в себя и млела; потом ей и шоколадные конфеты перестали давать — она их тоже запихивала куда ни попадя, и поэтому от нее всегда вкусно пахло бананами, апельсинами и шоколадом.

— Mit Liebe ist alles moglich! — сказал Фрейд. — Тяжелейшая форма обонятельно-сексуального невроза. Sehr gut![34]

Фрейду показали Люськино письмо-щасте. Австриец прочитал, нахмурился, а само письмо случайно засунул в свой докторский саквояж. На следующий день письмо из сака исчезло. Устроили обыск и нашли письмо наколотым на золотом гвоздике в уборной нгусе-негуса, измятое и нещасное. Фрейд уединился с письмом на целую неделю, перевел его на немецкий (briefgluck), английский (letter-happiness), фраицузский (lettre-bonheur), итальянский (lettera-felicita) и русский («письмо-щасте»), сделал сто двадцать копий, пошел на почту и отправил сто двадцать заказных писем-щастев своим друзьям и знакомым в разные части света — за счет национальной казны, разумеется.

Зигмунд Фрейд тоже хотел «щастя». Он был нещастлив вообще, а сейчас в особенности, потому что к его доминантному, постоянному «не-счастыо» прибавилось в результате танкового нападения рецессивное страдание от непроходимого запора прямой кишки. Фрейд никак не мог вылечиться. Живот вздулся, его распирало газами. Слабительное не помогало, пурген закончился, да и здесь, в Африке, европейские лекарства бездействовали или, что еще хуже, действовали наоборот. Фрейд давно заметил, что запоры вообще плохо поддаются психоанализу, хотя и происходят в одной из сексуальнейших частей человеческого тела. «Почему так? — размышлял Фрейд. — Не потому ли, что запор внизу происходит от запора вверху? Другими словами, запор в жопе происходит от несварения не в желудке, а в голове?» К сожалению, Фрейд всегда был зоологически серьезен, а ведь еще Свифт глазами Гулливера заметил но другому поводу — но поводу расследования преступлений (цитата исключительно важна):

  35  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×