Тот, кто знает

- Понятна, Вадичек, - пробормотала Наташа сонным голосом. - Я буду думать. Давай спать, нам с утра еще на рынок ехать. И вообще, завтра день тяжелый.

Назавтра было воскресенье, в выехавшем на дачу детском саду - родительский день, и Наташа с Вадимом собирались навестить сыновей. Электричка уходила с Казанского вокзала в 9.32, но до этого нужно было успеть купить на рынке клубнику, черешню и персики - мальчики их так любят! Домой следовало вернуться не позже четырех, чтобы успеть проводить на поезд Люсю.

К детям их не пустили - в садике объявлен карантин, у нескольких детишек пищевое отравление.

- Ну хоть ягоды передайте, - умоляла Наташа, - они их любят. Я их несколько раз в кипяченой воде промыла, на них ни одного микроба нет, я вам гарантирую.

- Да вы что, мамаша, - возмущенно зашипела на нее воспитательница. - Увозите свои ягоды, сами их ешьте. У нас карантин, я же вам ясно сказала.

- А вы не можете позвать наших мальчиков, а? Алеша Воронов из младшей группы и Саша Воронов из средней. Ну пожалуйста!

- Ничего не могу сделать, контакты с родителями запрещены, - твердо заявила мегера в белом халате. - Уезжайте домой. И не вздумайте через забор детей звать. Если увижу - детей накажу, так и знайте, за вашу безответственность ваши сыновья отвечать будут.

- Да почему же безответственность! Ну вы поймите, я - мать, а это мой муж, их отец, он моряк-подводник, служит на Севере, он почти год мальчиков не видел, мы соскучились по своим детям, нам бы хоть одним глазком на них посмотреть…

- Езжайте, мамаша, езжайте. У меня уже язык отсох с каждым объясняться, вон посмотрите, сколько родителей приехало - и никого не пускаем. Нельзя.

Действительно рядом с воротами вдоль забора уныло слонялись женщины с набитыми гостинцами и игрушками сумками. Многие сидели на корточках, уткнувшись носами в щели между досками и высматривая своих чад на территории садика. Наташа с Вадимом тоже побродили, то становясь на цыпочки и заглядывая поверх забора, то опускаясь на колени и отыскивая щель пошире, но увидеть мальчиков им так и не удалось. Наташа ужасно расстроилась, потому что Вадим не смог повидаться с сыновьями. Ей все-таки легче, она в прошлое воскресенье к ним приезжала, и в следующее приедет, и вообще они весь год рядом с ней, а муж не видел детей десять месяцев, в кои веки вырвался на три дня в Москву - и такая неудача!

- Как я их всех ненавижу! - в сердцах бросила Наташа, когда они шли по пыльной дороге к железнодорожной платформе. - Это садисты какие-то, которых специально придумали, чтобы мучить детей и их родителей.

- Ты не права, - спокойно возразил Вадим. - Карантин есть карантин. Родителей пускать нельзя и передачи брать тоже нельзя. Она права.

- Кто права? - взорвалась Наташа. - Эта выдра?! Эта мразь, которая с нами разговаривала, словно мы ей тысячу рублей должны?

- Успокойся, - Вадим обнял ее за плечи, прижал к себе, - она действительно хамка и разговаривала с нами в непозволительном тоне. Но по существу она поступила правильно. Ей дали команду "не пущать" - она и не пущает. Она выполняет свой долг, отрабатывает свою зарплату. Что ты от нее хочешь? Чтобы она тебя пожалела, вошла в твое положение, а потом получила выговор?

- Я не понимаю, почему если несколько детей съели что-то не то, остальным детям нельзя общаться с родителями! Я не понимаю, кто придумал это идиотское правило! И зачем его придумали! Нет, я понимаю, я все понимаю! Это специально сделали, чтобы мы все были зависимыми, чтобы нас можно было унижать по каждому поводу, чтобы мы чувствовали свою ничтожность и слабость и заискивали перед ними, взятки им давали, конфеты в коробках носили!

У нее началась истерика. Наташа рыдала, молотила кулаками в грудь Вадима, захлебывалась, выплескивая наружу все напряжение, скопившееся за долгие месяцы болезни отца. Его смерть, похороны, обиды на сестру, страх за явно слабеющую мать, постоянная тоска по живущему в другом городе мужу, хроническая тревога за неуправляемую Иринку - все выходило из нее со слезами, рыданиями и такими детскими беспомощными ударами, которых мускулистый Вадим, похоже, даже не чувствовал. Он дал жене выплакаться, не обращая внимания на прохожих, с любопытством поглядывающих в их сторону. Потом довел до платформы, усадил на скамейку и начал кормить темно-бордовой, почти черной сладкой черешней. До ближайшей электрички было еще сорок минут, и когда подошел поезд, оказалось, что Наташа, сама того не заметив, съела все предназначавшиеся сыновьям фрукты.