43  

«Что именно? — спросил себя майор Нуразбеков. — Французские фильдеперсовые рейтузы, как тогда назывались колготки? Всего лишь?» Странно. Почему он, Нуразбеков, ротмистр в той реальности, не снял трубку вертушки, не соединился с морской пограничной таможней, не изучил Гайдамакину декларацию (вот же она, в «Деле»!) и не вызвал его в охранку? Предложил бы стул, папиросу, здоровье, успехи, то-се, и между делом поинтересовался бы:

— А что вы, милостивый государь, привезли из загранпутешествия? Шесть нар португальских сапог хромовых 48-го размера? Зачем столько? Ноги потеют, подметки летят? Так ведь гамбургские сапоги не в пример мягче. Верно, верно, север Европы в этом году вы не изволили посетить, гамбургский пересчет у борцов состоится в следующем сезоне. Гм, гм… А три испанских корсета из китового уса в подарок мадам Кустодиевой — привезли?.. Ну почему же «нельзя»! Для мадам Кустодиевой всегда можно. А трехведерный флакон французской «Шанели» и деревянный ящик фильдеперсовых рейтуз — для кого так много? Ах, для девиц ее благородного заведения! Верим, что за собственные кровные рубли куплены, верим. А хоть бы и за казенные. Вам — можно. А белый итальянский рояль — тоже для заведения? По заказу музыкальных фабрикантов Мыколы Бавдуренка и Семэна Шафаревича? Но зачем вы этот рояль вместе с фабрикантами со второго этажа уронили? Из-за девиц поссорились? Нехорошо-с".

И как бы между прочим: "А гамбургскую подпольную типографию «Суперсекстиум-666» кому изволили доставить?

Ведь вы же в Гамбурге были, вас там южно-российские репортеры репортировали!" И все. На этом «Дело» и завершилось бы. Не смог бы Сашко Гайдамака толком объяснить, за каким таким чертом он из Палермо рванул в Гамбург, со Средиземного моря к Северному, а из Гамбурга опять вниз, на остров Мальту. Никаких подметок не хватит.

"Да вы туда аэропланом, что ли?.. Так ведь аэропланов-то нету еще, не запатентованы аэропланы, братья ведь Райт Орвилл и Вилбур на своей этажерке пока едва-едва взлетают — да не взлетают еще, а подпрыгивают пока только. Российская разведка все знает. Как же вы в Гамбург попали?

Пешком-с? Ах, бегом-с! Через Вену? А в Гамбурге вам, собственно, что понадобилось? В гамбургском цирке этим летом чемпионат французской борьбы не проводился по причине объегоривания немецкой публики в прошлом сезоне. Там братья наши Дуровы гастролировали с учеными слонами и моськами. Ага, так вы к братьям Дуровым в Гамбург в гости, значит? Бегом-с? Соскучились по дружкам закадычным? Дуровы, значит, Володя и Толик подпольную типографию «Суперсекстиум» в Гамбурге приобрели, а вы ее в Россию доставили?" И все. Надавить на психику, припереть к стенке. А братьев Дуровых, Володю и Толика, этих клоунов, революционных демократов и мучителей животных — вспомним хотя бы свинью Зеленую, — туда же, по тому же «Делу» доставить на очную ставку в охранное отделение на Еврейскую улицу, как тогда называлась улица Бебеля. И все. Немедленный обыск в «Шурах-мурах», конфискация «Суперсекстиума» с последующей передачей в питерскую Кунсткамеру, где он успешно затерялся бы в годы Гражданской войны, а какую-то летучую мышь с мордой бульдога — выгнать сраиой метлой или отнести в зоопарк. Проведи Акимушкин это обычное полицейское мероприятие, и временно-пространственный завиток перестал бы реплицироваться, испарился бы как дым, а реальность вернулась бы на круги своя — разразившись, разве что, статьями в Лярусе и в Большой Советской энциклопедии о «купидоне Акимушкина». «Купидон Акимушкина» — звучит не хуже, чем «лошадь Пржевальского» или «Стеллерова корова».

Но этого не произошло.

ГЛАВА 14

EBOUN-TPABA

Кoнчаю писати Bipшi, бо мени здаеться, ниби я з камспя витискую воду. Краще прозою що-нeбудь.

Г. Сковорода

Но вот Сашко Гайдамака придумал кое-что новенькое. На следующий день с восходом солнца, когда над Сапун-горой во второй раз раздались раскаты львиного рева, означавшие, что африканец начал кончать, хлопчик уже сидел на Графскои пристани и с нетерпением ожидал появления этого сладострастного уоЬаг'я[93] — хлопчик приготовил для негра ответный сюрприз: перед ним на мостовой лежал холщовый мешочек с высушенными и мелко нарезанными листьями севастопольских лопухов, одуванчиков, подорожников, акации и махорки, а из мешочка на длинной выструганной палочке торчала картонка с кривой надписью чернильным карандашом:


  43  
×
×