Чужая маска

– Не жалеете, что пришлось уйти из школы?

– Как вам сказать… – Турин улыбнулся. – Врать не хочется, а правды я и сам не знаю. Я к ученикам очень привязан был, и работа учителя мне нравилась. Но в издательстве я зарабатываю намного больше. Просто несравнимо больше. Да что мы все обо мне говорим, вы ведь по делу пришли.

– По делу, – подтвердил Юлов. – Мы нашли Таню. К сожалению, она погибла.

Турин опустил голову.

– Конечно, – тихо сказал он. – Глупо было бы надеяться, прошло столько времени… Где ее нашли?

– В подвале дома, довольно далеко от того района, где она жила. И потому у меня к вам просьба, Андрей Георгиевич. Давайте еще раз вернемся к ученикам, которые посещали ваш факультатив.

– Вы думаете, это кто-то из них?

– Трудно сказать. Больше всего меня интересует Геннадий Варчук.

– Почему именно он?

– Потому что Таню нашли в подвале того дома, где живет дедушка Варчука. А самого дедушки в тот период, когда Таня пропала, в Москве не было, и квартира стояла пустая. Понимаете?

– Да, конечно… В голове не укладывается…

* * *

Виктор Алексеевич Гордеев, по прозвищу Колобок, давно уже знал, что Новый год – самый плохой праздник. На протяжении многих лет ровно за десять дней до Нового года у него начиналась полоса неудач, длившаяся примерно до Крещения. Потом дела как-то сами собой утрясались, жизнь входила в нормальную колею, у неразрешимых, казалось бы, проблем вдруг находились более или менее сносные решения, но сам этот месяц, с 20 декабря до 19 января, всегда бывал трудным и пакостным. Тщательно разработанные и спланированные операции по непонятным причинам проваливались, люди, на которых возлагались большие надежды, в этот период заболевали или уезжали, преступники делались отчего-то особенно наглыми и удачливыми, а потерпевшие и свидетели – упрямыми и недоброжелательными. Наверное, у каждого человека есть такой период в году, когда неприятности и неудачи группируются особенно тесно, сбиваясь в кучу и наступая друг другу на пятки. У полковника Гордеева этот период с завидным постоянством возникал вокруг новогодних праздников.

Сегодня было уже двадцать девятое декабря, неудачи находились в самом разгаре, и настроение у Виктора Алексеевича было далеко не радужным. А впереди предстояло четыре выходных дня, в течение которых будут закрыты все государственные учреждения и организации, что существенно затрудняло работу оперативников, которые, конечно же, не могли позволить себе роскошь не искать преступников целых четыре дня.

Настя знала, что ее начальник увяз в черной полосе, потому и предупредила Стасова, что Гордеев иногда кусается. Но точно так же она знала, что Виктор Алексеевич всегда следует золотому правилу: не портить настроение подчиненным, если им предстоит работать. Какой толк от работника, если с утра пораньше начальник на него собак спустил? Злость и раздражение – плохие помощники и никудышные советчики, и подчиненные после выволочки у руководителя много не наработают. Было у полковника еще одно правило: не устраивать публичных разносов. Все, что он считал нужным сказать нерадивому сотруднику, он говорил обязательно и не откладывая, но только наедине. Гордеев твердо верил в то, что людей нельзя ни обижать, ни унижать, только тогда ими можно нормально руководить.

Когда приехали Каменская и Стасов, Виктор Алексеевич вызвал Юру Короткова, потому что Коротков тоже отвечал за работу по раскрытию убийства писателя Параскевича. Они совещались уже час, пытаясь подтянуть одни концы к другим, но никаких логичных увязок найти не могли. Настя все время чувствовала, что в сознании мелькает какая-то смутная мысль, но не успевала ее ухватить прежде, чем та исчезала.

– Давайте проведем маленький эксперимент, – предложила она. – Надо позвать кого-нибудь из ребят.

Гордеев бросил на нее короткий взгляд, но ничего не спросил, только снял трубку внутреннего телефона. Через минуту в кабинет вошел Миша Доценко, симпатичный черноглазый оперативник, самый молодой в отделе по борьбе с тяжкими насильственными преступлениями.

– Миша, напрягите фантазию, – попросила Настя, – попробуйте вжиться в роль. У вас на совести есть грех, очень-очень давний грех, и вдруг выясняется, что милиция почему-то интересуется обстоятельствами, так или иначе с этим давним грехом связанными. Сразу после разговора с сотрудниками милиции вы звоните человеку, которому, вероятно, очень доверяете, и просите у него совета или предположительного объяснения действий милиционеров. Обращаетесь вы к нему по имени и на «ты». Сможете?