Чужая маска

У Березина почти что слезы навернулись на глаза. Боже мой, как она похожа на ТУ Ирину! Одно лицо. Такие же глаза, те же губы, такой же нос. И волосы. И руки. И рост. И в то же время как они не похожи. ТА была непредсказуемой, непрогнозируемой, вспыльчивой, взрывной. Она могла дать слово, уже в этот момент совершенно точно зная, что ни за что не будет его держать, более того, давая слово, она уже обдумывала, как бы поскорее и половчее его нарушить. Она постоянно лгала, нагло глядя в глаза и невинно улыбаясь. Она обещала не напиваться перед ответственными мероприятиями, перед визитами, которые наносили они сами или которые наносились им, и появлялась пьяная до полной невменяемости. «Ну что ты, котик, – капризно надувала она накрашенные губки. – Ты понюхай, от меня же не пахнет, я совершенно трезвая». Запаха действительно не было, и первые два-три раза Березин на эту удочку попался, только потом сообразив, что она принимает наркотики. С ней никогда ничего нельзя было знать наверняка, она могла в любой момент подвести, обмануть, подставить, нанести удар исподтишка, ляпнуть чудовищную глупость в присутствии посторонних и потом долго хохотать, глядя на растерянное лицо Березина и видя злорадство в глазах окружающих. ТА Ирина была адом, сущим адом, проклятием, карой. А ЭТА? Неужели и вправду она совсем другая, неужели она действительно нормальная спокойная женщина, ну пусть с сомнительным прошлым, но с нормальными мозгами и нормальным характером? Женщина, с которой не нужно все время быть начеку, постоянно ожидая неприятностей, каверз, а то и откровенных гадостей и подлостей. Женщина, которая с удовольствием сидит дома, варит ему обеды, в свободное время читает или смотрит телевизор, женщина, которую не тянет «на волю, в пампасы», к мужикам, к выпивке, к громким пьяным компаниям и веселым гульбищам, к опасным любовным приключениям и грязному поспешному подзаборному траханью.

Внезапно ему захотелось сделать ей что-нибудь приятное. Он вспомнил, с каким недоумением Ирина восприняла его требование накрывать обеды и ужины в комнате. Сама она не любит находиться в комнате, почти все время проводит на кухне, если не готовит и не моет посуду, то читает или смотрит телевизор, но именно на кухне. Наверное, она так привыкла, ей так нравится, решил Березин.

– Давай поужинаем здесь, – предложил он. – Здесь так уютно, зачем таскать все это туда-сюда.

Она обрадовалась так явно, что Березин не сдержал улыбки, и тут же принялась составлять все с подноса на стол. Суп закипел, Ирина поставила ватрушки в духовку, чтобы немного подогрелись, и стала раскладывать салат по тарелкам.

– Ирочка, ты, между прочим, прекрасно готовишь, – заметил Сергей Николаевич, приканчивая грибной суп со сметаной. – Где ты этому научилась?

– У меня обучение было теоретическое, – засмеялась Ирина. – Только здесь, у тебя, я получила возможность практиковаться. Но теоретическую часть, видимо, усвоила хорошо.

– Я что-то не очень понял. Там супчику не осталось?

– Сейчас налью.

Она встала, чтобы налить ему еще супу.

– Я очень рада, что тебе нравится, как я готовлю. Я все время боюсь тебе не угодить.

– Глупости, – мотнул головой Березин. – Мне очень легко угодить, я весьма неприхотлив в еде. Так что ты говорила насчет теории?

– Пока я жила с мамой и бабушкой, меня, естественно, на кухню не пускали. Мол, пусть девочка учится хорошо, а хозяйством заняться еще успеет. Когда мама умерла, бабушка вообще всю домашнюю работу на себя взяла. Она никогда не говорила об этом, но я думаю, она очень боялась, что я ее брошу, а ведь у нее, кроме меня, никого на этом свете не осталось, мама была ее единственным ребенком, а моего отца бабуля даже в глаза не видела, он какой-то совсем случайный был. Ну вот, и она решила сделать так, чтобы стать для меня совершенно необходимой и незаменимой. Она даже чашку сполоснуть мне не позволяла, чтобы я, не дай бог, маникюр не повредила. Конечно, я тогда совсем дурой была, шестнадцать лет, одни парни на уме да развлечения, школу кое-как закончила и до смерти рада была, что бабуля меня не заставляет ничего делать. С семнадцати я уже у Рината работала, мне же нужно было как-то объяснить бабушке, почему я дома не ночую, наврала, что поступила в институт и мне дали место в общежитии. Чтобы все было правдоподобно, институт выбрала дальний, аж в Долгопрудном, а мы с бабушкой на самом юге Москвы жили, в Южном Бутове, там даже городской застройки не было, только индивидуальные домишки-развалюхи, которые от деревни остались. Поэтому она, конечно, не удивилась, что я поселилась в общежитии. Мне из Южного Бутова до Долгопрудного часа три добираться пришлось бы, если не больше. Потом и бабушка умерла. Слава богу, она так и не узнала, в какую дрянь превратилась ее любимая внучка. Но суть не в том, конечно. Просто, пока у меня еще был дом и возможности, мне ничего не хотелось делать, я все на бабку спихнула. А потом, когда повзрослела, мне так захотелось иметь свою семью, свой дом, свою кухню – ты представить себе не можешь. Но было уже поздно. Ринат меня заарканил накрепко, график работы чудовищный, мы продыху не знали. Если мне удавалось добраться до своей хаты, я валилась спать без задних ног. Потом Бутово стали застраивать, хатку нашу снесли, мне дали квартиру, а толку-то? Все равно я в нее приезжала только поспать немного и дух перевести, помыться, переодеться – и назад, к Ринату. И вот я начала читать кулинарные книги. Я их покупала, коллекционировала, обменивалась ими, искала редкие и старинные. У меня их много. Я читала описание какого-нибудь блюда и представляла себе, как стою на своей собственной кухне в вышитом красивом фартуке и готовлю его для любимого мужа и детей. Некоторые женщины так романы читают: уткнутся глазами в страницу и видят на месте героини себя. А я кулинарные книги читала и млела от восторга. Глупая я, да?