Чужая маска

– Ой, Иван Алексеевич, а то вы не знаете, что может в такой ситуации подумать опытный и толковый сыщик. Вот все это он и подумал.

– Да-а, – покачал головой Заточный, – вырастил ученика на свою голову. Весь в меня. Значит, он уверен, что Досюков виновен, но хочет выкрутиться. И думает, что я тоже этого хочу. Ладно, Анастасия, скажите ему, пусть работает спокойно. Я этому Поташову ничего не должен, поэтому, если Владиславу дело не нравится, пусть с чистой совестью отказывается. И еще одно. По делу работали мои подчиненные. И если окажется, что Досюков невиновен, мне придется разбираться, как могло получиться, что мои люди собрали улики против невиновного, да такие, что им следователь и судья поверили. Может быть, окажется, что эти улики собрали не мои ребята, а сам следователь. Но если в этом замешаны сотрудники моего управления, мне придется принимать самые жесткие меры. А потом точно такие же меры, если не еще более жесткие, будут приняты по отношению ко мне, потому что я отвечаю за их работу. И с этой точки зрения я заинтересован в том, чтобы Досюков оказался все-таки виновным. Но это никоим образом, как вы понимаете, не означает, что я намекаю Стасову на необъективное ведение его частного расследования. Я просто хочу, чтобы и он, и вы сами, Анастасия, отчетливо понимали, что в оправдании Досюкова у меня нет личного интереса.

Они в молчании выпили чай с пирожными из ближайшего магазина, и Настя поднялась.

– Значит, не останетесь? Твердо решили ехать домой? – спросил Иван Алексеевич, выходя вместе с ней в прихожую.

– Поеду, – кивнула она. – Не люблю спать на чужих диванах, даже если они удобнее моего.

– Я вас отвезу.

Они спустились вниз и сели в светлую «Волгу» Заточного.

– Кажется, сын на вас обиделся, – заметила Настя. – Когда он меня встретил на улице, то сказал, что вы вместе с ним меня проводите. А поехали без него.

– Это потому, что он неправильно себя ведет. Он должен был извиниться перед вами, но не сделал этого. Если бы он извинился, я позволил бы ему участвовать в нашем разговоре, и инцидент был бы исчерпан. И, разумеется, провожать вас мы поехали бы вместе. Но он не извинился. Так что пусть сейчас мучается подозрениями в наш с вами адрес.

– Подозрениями? Вы о чем, Иван Алексеевич?

– Да ладно вам, Анастасия, вы же понимаете, что наши с вами коллеги могут придумать сколько угодно сплетен, объясняющих наше знакомство и дружбу, но у шестнадцатилетнего парня версия может быть только одна. На другие у него ума и опыта еще не хватает. Если бы вы остались у нас, он мог бы быть уверен, что мы спим в разных комнатах. Если бы я взял его с собой провожать вас, он бы знал, что, доведя вас до двери квартиры, мы с ним повернулись и отправились домой. А так у него полная иллюзия, что мы просто-напросто от него отделались. Уверяю вас, он сейчас сидит и на часы смотрит, прикидывает, сколько времени ехать до вашего дома и сколько обратно.

– Но он же не знает, где я живу.

– Вот именно. Поэтому, когда бы я ни вернулся, он так и не узнает, задержался я или нет.

– Неужели вам его не жалко? Ведь ребенок нервничает.

– Пусть. Он не сможет повзрослеть, если не будет нервничать и переживать.

– Даже по таким пустякам?

– Даже. Кстати, отношения отца с женщинами и собственная оценка этих отношений – это не такой уж пустяк. Переживания и страдания по этому поводу делают человека мудрее.

На машине дорога из Измайлова до Настиного дома была совсем короткой, и на Настю снова накатил оглушающий ужас перед пустой темной квартирой. Заточный заметил, как напряглось ее лицо, когда он притормаживал возле подъезда.

– Еще есть время передумать, Анастасия, – сказал он, внимательно глядя на нее. – Может быть, все-таки вернемся к нам?

– Нет. – Она покачала головой. – Я должна справиться сама. Спасибо вам за все, Иван Алексеевич, и за гостеприимство, и за ужин, и за разговор, и за сочувствие. И за предложение переночевать у вас. Я вам очень благодарна. Но я должна сама.

Шел первый час ночи, поэтому Заточный поднялся вместе с ней на лифте и проводил ее до квартиры.

– В последний раз спрашиваю, – сказал он, когда Настя доставала из сумки ключи. – Не вернетесь?

– Нет.

– Тогда спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Иван Алексеевич.

Дома ей стало совсем тошно. Она боялась выключить свет и в этот момент впервые подумала о том, что люди, которым являются покойники, вовсе не обязательно должны быть сумасшедшими.