Чужая маска

* * *

Утро понедельника принесло следователю городской прокуратуры Ольшанскому массу неожиданностей. О самоубийстве Людмилы Исиченко он узнал еще вчера, а утром, едва он вошел в кабинет, ему позвонила эксперт Касьянова.

– Костя? – громовым басом проорала она в трубку. – Ты что, твою мать, голову людям морочишь?

Она была лет на десять старше Ольшанского, помнила его юным, начинающим следователем, робеющим и неумелым, и еще в те далекие времена ограждала его от постоянных попыток коллег втянуть молодого, неопытного Костика в какую-нибудь грязную попойку с обилием водки, скудной закуской и сомнительными бабами.

– Что твоя Каменская себе думает? – продолжала кричать Светлана Михайловна. – Заставила меня вчера чуть не до ночи сидеть на работе, а сама усвистала черт знает куда и даже позвонить не соизволила, тоже мне барыня.

– Погоди, Светлана Михайловна, давай сначала, я ничего не понял.

– Так она что, ничего тебе не сказала? Она с тобой разговаривала вчера?

– Нет. Я с ее начальником разговаривал, с Гордеевым. У них там ЧП произошло, свидетельница по делу Параскевича отравилась прямо у Каменской в кабинете.

– Ох ты! – посочувствовала Касьянова. – Бедная девка, достанется ей теперь. Родственники этой свидетельницы обязательно начнут права качать, дескать, Каменская своими придирками и попытками обвинить до припадка довела. Знаем, проходили через это. Погоди, Костик, так ты про коробку-то знаешь или нет?

– Не знаю я ни про какую коробку.

– Тогда в двух словах. При осмотре места убийства Параскевича на лестнице была обнаружена пустая коробка из-под магнитофона. Я ее на всякий пожарный прихватила, но, поскольку ты к ней отнесся пренебрежительно и никаких экспертиз по коробке не назначал, она у меня так и валяется в шкафу, в целлофанчик упакованная. И вот вчера звонит мне твоя Каменская и просит посмотреть коробку на предмет оружейной смазки и вообще насчет того, что в ней лежало оружие. Я говорю: Костя знает? Почему он сам не звонит? А она отвечает, дескать, ты на происшествие выехал, она тебя найти не может, а ей надо срочно. Ну, срочно так срочно, я все дела побросала и давай коробку эту вшивую обнюхивать да облизывать со всех сторон. Все сделала, все написала, кинулась ей звонить – а ее и след простыл. Даже не поинтересовалась результатами, домой ушла. Ух и злая я была вчера! Но теперь-то, конечно, понятно, почему она не позвонила. Не до того было.

– Спасибо тебе, Михална, хороший ты человек. Слушай-ка, мы там с тобой ничего не нарушили?

– В смысле чего?

– В смысле коробки этой. В протокол она внесена? А то потом скажут, что мы с тобой ее нашли неизвестно где и к делу прицепили. Я что-то не помню, на труп ведь не я выезжал, я дело только сутки спустя принял.

– Какой же ты, Костик, мерзкий! – фыркнула Касьянова. – Да я на своей экспертной работе двоих детей вырастила и старшего внука уже в школу отправила. Я ж, когда работать начала, даже замужем еще не была. А ты мне такие вопросы задаешь. Не стыдно тебе?

– Стыдно, Михална. Это я так, на всякий случай.

Только он повесил трубку и принялся наконец снимать пальто, телефон опять принялся надрываться. Ольшанский с тоской посмотрел на бумаги, намокшие от растаявшего снега, накапавшего с рукава пальто, и снова снял трубку.

– Константин Михайлович! – раздался голос, заставивший следователя вздрогнуть. – Это Галина Ивановна Параскевич. Мне необходимо с вами встретиться. Я буду у вас ровно через сорок пять минут.

– Минутку, Галина Ивановна. Через сорок пять минут я вас не смогу принять. У меня вызваны люди.

– Назначьте мне время, – потребовала она. – Но как можно скорее. Это очень важно. Это касается Ленечки.

– Подождите, пожалуйста.

Он зажал трубку коленями, чтобы полностью закрыть микрофон, и потянулся к внутреннему телефону, который тоже выходил на городскую линию, если набрать 8.

– Настасья? – торопливо проговорил он. – Ты можешь приехать ко мне в прокуратуру? У Параскевич-старшей что-то срочное. Хочу, чтобы ты тоже послушала. Оперативка? Ах ты, дьявол, я и забыл. Так когда? К двум? Ладно, я ее на два часа приглашаю. Да, Настасья, ты Светке позвони, Касьяновой. Она сильно ругается. Нет, не убьет, она в курсе твоих неприятностей. Все, пока.

До двух часов дня Константин Михайлович должен был успеть переделать многое – провести назначенные допросы и очную ставку, закончить обвинительное заключение по одному делу и сформулировать вопросы экспертам по другому, а также написать бумагу о продлении срока предварительного расследования по сложному делу о тройном убийстве и подписать ее у прокурора. Неплохо было бы еще и поесть, но времени уже не оставалось. Возвращаясь в свой кабинет без пяти два, он увидел Настю, сиротливо сидящую в коридоре рядом со свидетелями и потерпевшими, вызванными к другим следователям, чьи кабинеты находились рядом.