Чужая маска

– Игорь, пожалуйста, ответь на вопросы Владислава Николаевича, – попросила она соседа.

– Какие еще вопросы? – недовольно буркнул Тихоненко, который оказался невысоким и довольно хлипким на вид мужичком лет тридцати двух – тридцати трех. – Чего опять старое ворошить?

– Я наняла частного детектива, – стала объяснять Наталья, – и хочу доказать, что Женя никакого убийства не совершал. Я уверена, что произошло недоразумение, трагическая ошибка, а в результате за решеткой оказался невинный человек. Пожалуйста, Игорь, поговори с Владиславом Николаевичем. Это нужно в первую очередь для тебя самого.

– Почему? – вздернул кустистые брови Тихоненко. – Мне-то на кой хрен это все нужно?

– Потому что, когда Женя выйдет на свободу, он очень удивится, узнав, что ты не захотел разговаривать с человеком, который делает все, чтобы его реабилитировать и доказать его невиновность.

Фраза была совершенно бесстыдная в своей прозрачности, как дорогое женское белье. Дескать, уроет тебя Женя в землю по самое естество, если узнает, что ты нанятого по его указанию частного детектива послал по далекому, но хорошо всем известному адресу. А если поговоришь с человеком по-хорошему, то Женя-то, глядишь, и отблагодарит тебя за то, что помог в трудную минуту. Ведь как знать, может, и вправду не виноват Женя, и оправдают его, и выйдет он на свободу уже совсем скоро, да и узнает, что ты, Тихоненко, человека, посланного за его освобождение бороться, с собакой встречал и на порог не пускал.

В результате времени на пугливого Тихоненко было потрачено много, а толку – чуть. У Стасова не было никаких сомнений в том, что Игорь, выгуливая глубокой ночью интенсивно гадящую собаку, действительно видел своего соседа Евгения Досюкова. Обознаться он не мог по множеству причин. Во-первых, он на допросах правильно описал одежду, в которой видел в ту ночь Досюкова. Во-вторых, Досюков с ним разговаривал, назвал по имени и упомянул кличку дога. А в-третьих и в главных, Игорь Тихоненко и Евгений Досюков жили в этом доме уже пятнадцать лет и все пятнадцать лет были знакомы. Тихоненко прекрасно знал и родителей Евгения. Им разбогатевший сынок купил новую квартиру, поменьше, чем эта, в которой сам остался, но тоже очень приличную. И при таких условиях обознаться он не мог, поэтому все показания об одежде и о разговоре вообще были избыточными.

Эти рассуждения были верны в том случае, если не сомневаться в добросовестности Тихоненко и проверять только достоверность его слов, иными словами – возможность ошибки и заблуждения. Ошибки и заблуждения, как выяснилось, быть не могло. Но могла быть ложь. Тихоненко не видел в два часа ночи Евгения Досюкова, выходящего из дома, и не разговаривал с ним. Ведь никто факта этого разговора не подтверждает, никаких свидетелей нет. Досюков вообще все отрицает, в том числе и то, что выходил в ту ночь из дома. Значит, на самом-то деле показания Игоря ничем не подтверждены и не проверены. Единственная зацепка – одежда. Досюков любил красивую модную одежду и покупал ее в больших количествах, превышающих нормальную потребность. Когда у человека одно пальто, то можно на протяжении сезона смело описывать его, не боясь ошибиться. А когда у него столько курток, пальто, пуховиков и дубленок, сколько висит в шкафу у Евгения Досюкова, то случайное попадание становится весьма сомнительным. Тихоненко описал именно ту куртку – короткую, из светло-коричневой кожи, отделанную белым мехом, с широкими плечами и плотным «манжетом» на талии, – которую описали и другие свидетели и на которой экспертами были обнаружены частицы пороха. И время выхода Досюкова из дома он назвал правильно.

– Пес у меня заскулил, стал одеяло стягивать, я понял, что ему опять приспичило, свет включил – ё-моё, без пятнадцати два. Ну, делать нечего, не мучить же бессловесную скотину, встал я, полусонный, штаны натянул, кроссовки, куртку и поплелся с ним вниз. Только вышел – минуты через три, может, через пять Женька спускается. Стало быть, времени было от без пяти двух до двух.

От дома Досюкова до ресторана «Лада» по ночным пустым улицам было не больше двадцати минут с учетом гололедицы, которая, если принять во внимание, что стоял декабрь, вполне могла иметь место. Вызов по «ноль два» к ресторану «Лада» зарегистрирован в 2.52 ночи. Жизнь показывает, что от момента выстрела в человека до телефонного звонка в милицию проходит от 5 до 15 минут – в зависимости от количества находящихся поблизости людей. Есть некое оптимальное число присутствующих, при котором звонок поступает практически сразу же. Если людей мало, не более трех человек, то они тут же дружно бросаются к раненому и пытаются выяснить, что произошло и можно ли ему помочь, и только спустя довольно длительное время кому-нибудь из них приходит в голову гениальная мысль позвонить в милицию. Особенно ярко такая ситуация проявляется, если среди присутствующих малочисленных граждан есть близкие потерпевшего, которые при виде случившегося сами начинают падать в обморок или орать благим матом и в результате переключают внимание на себя. Если же народу слишком много, то большинство считают, что в милицию уже и так позвонили, а если кто-то пытается выяснить, сделано ли это, то ничего толкового добиться не может и вместо того, чтобы плюнуть на все и позвонить самому, начинает у всех спрашивать, вызвали ли милицию.