Имя потерпевшего – Никто

Выполнить просьбу Насти оказалось совсем несложно. Федор Николаевич Макушкин жил по своему прежнему адресу, никуда не уехал и не был болен и с удовольствием откликнулся на просьбу побеседовать с сотрудником уголовного розыска из Москвы.

– Конечно, – басил он в трубку, – пусть приезжает, буду рад поделиться старыми воспоминаниями. Приятно, когда кто-то интересуется архивами, это теперь редко случается.

– Когда к вам можно приехать? – спросила Татьяна.

– Да когда угодно. В любой день.

В любой день. Еще одна вводная в постепенно прорисовывающийся план. Только бы не ошибиться с Исаковым. На него вся надежда. Он мужик непростой, в характере у него дерьма полно, вон как обставил ее визит к Величко. Но склочный характер не означает непорядочности. Придется рискнуть. Другого выхода Татьяна не видела. Она была женщиной до мозга костей, мыслила по-женски, действовала по-женски. И боялась тоже чисто по-женски, иррационально, не чего-то конкретного, а всего вообще. Но именно поэтому и обладала способностью к необдуманному риску, полагаясь не на логику, а на интуицию.

Был уже седьмой час вечера, когда она пришла в кабинет к Исакову.

– Слушаю вас, Татьяна Григорьевна, – буркнул он, не поднимая головы от бумаг. – Надеюсь, вы пришли доложить, что закончили какие-то из порученных вам дел?

– Нет, Григорий Павлович, я пришла с более серьезным вопросом. Мне нужна ваша помощь. И ваша защита.

Исаков соизволил оторваться от писанины и с недовольным видом уставился на нее.

– В чем дело? Почему защита? Вас кто-то обижает?

– Хуже. У нас, Григорий Павлович, большая неприятность. Та группа, которая наживается на приватизации квартир, имеет в нашем подразделении своих людей.

Исаков аж задохнулся от негодования.

– Вы отдаете себе отчет? Насколько обоснованны ваши слова?

– Ни насколько. Это пока только подозрения. Я знаю, как их проверить и что нужно сделать. Но я боюсь. Вы видите, Григорий Павлович, я честна с вами. Я боюсь. Я женщина, и мне страшно. Поймите меня по-человечески, я недавно вышла замуж, я хочу родить ребенка, я собираюсь переехать к мужу в Москву. И я не хочу, чтобы со мной случилось то, что произошло с Панкратовым. Я не смогу себя защитить.

– При чем тут Панкратов? Татьяна Григорьевна, я отказываюсь вас понимать.

– Но вы готовы меня выслушать?

– Да, пожалуйста. Я внимательно вас слушаю. Только имейте в виду, если вы затеяли какой-то обман с целью выцарапать свое личное дело и быстренько улизнуть в Москву, это вам не удастся.

Татьяна говорила долго. Она готовилась к этому разговору полдня, мысленно составляя фразы четкие, лаконичные и убедительные.

– Когда дело об убийстве Бахметьевой вел Панкратов, в нем были сведения о том, что генеральная доверенность выдана Сурикову. Когда дело попало к следующему следователю, к Чудаеву, эти материалы из дела исчезли. Протоколы оказались переписанными, подписи подделанными, а доверенность изъята. И появилась совсем другая доверенность на имя совсем другого человека. Этот факт определенным образом оправдывает Сурикова, ибо снимается мотив корыстной заинтересованности в смерти Бахметьевой. Кто совершил этот подлог? С какой целью? С целью вытащить Сурикова? Или с целью быстро провернуть обмен и продажу квартиры? Сам факт говорит о двух вещах. Во-первых, что в этом замешаны наши сотрудники, и скорее всего не только наши. И во-вторых, о том, что система отработана до мелочей и срабатывает мгновенно. Они очень быстро смогли доверенность изготовить, значит, есть свои нотариусы. Эти нотариусы ставят подпись и печать на документ, который не подписан лично доверителем в их присутствии. Есть и свои люди, которые моментально оформляют договоры мены или купли-продажи. Даже по явно фальшивым документам. Короче, группа действительно большая. И к ней имеет непосредственное отношение сам следователь Чудаев. И еще кто-то из наших.

– Почему? Почему вы решили, что есть кто-то еще?

– Здравый смысл подсказывает. Вся эта афера не могла быть проделана без ведома и согласия Сурикова, верно ведь? Но кто-то должен был с ним поговорить и все объяснить. Предупредить про другую доверенность, придумать историю с обменом квартиры. Это не мог быть Чудаев. Поймите, Григорий Павлович, следователь не может вести такие разговоры с подследственным, это опасно. Суриков знает его имя и знает, что он следователь. А ну как что случится или сорвется? С Суриковым должны были разговаривать люди, которых он не знает, но которым он бы поверил. Люди в форме. И не в присутствии следователя. Например, сотрудники следственного изолятора. Или разыскники. А следователь, произведя все необходимые манипуляции с материалами дела, потихоньку довел бы расследование до конца, и на этом точка.