41  

– Выходит, я сам ему помешал, когда передал дело вам? – неожиданно спросил Исаков.

«Выходит, – мысленно ответила Татьяна. – Я все время об этом думала. Если бы вы, Григорий Павлович, были в этом замешаны, вы бы ни за что не передали мне дело Бахметьевой. Вы бы оставили его у Чудаева и терпеливо ждали, когда он докажет виновность Сурикова. Или его невиновность. Других-то подозреваемых все равно нет. А вы отдали дело мне, потому что Чудаев не справлялся и вообще он загружен другими делами, более сложными, неотложными и важными. Вы поступили как нормальный руководитель, а не как участник преступной группы, заинтересованный в сокрытии подлогов и фальсификации материалов дела. Иначе вы бы никогда дело у Чудаева не забрали».

– Да, Татьяна Григорьевна, подставил я вас, – грустно усмехнулся Исаков. – Если все окажется так, как вы мне тут рассказали, то получается, я беззащитную женщину в такое нехорошее дело втянул. Вы правы, ни к чему вам с этим возиться.

Сердце у Татьяны гулко заколотилось. Неужели она ошиблась? Что означают эти слова? Ни к чему копаться глубоко, совать свой нос куда не следует?

– Надо вас вытаскивать, – продолжал между тем Исаков. – Но к обоюдной пользе. Вы, Татьяна Григорьевна, хороший следователь. Я могу пойти вам навстречу и протянуть руку помощи. А вы со мной за это расплатитесь.

– Как? – спросила она, еле шевеля пересохшими губами.

«Взятку вымогает, сволочь. Или в койку тянуть собрался? Господи, ну и в гадюшнике я работаю! И чего я, дура, упиралась, давно надо было в Москву переезжать, Стасов целый год меня уговаривал».

– Вы закончите дело об убийстве Бахметьевой. И вытрясете из этого мальчишки Сурикова все, что касается подложных документов. Кто, когда и о чем с ним разговаривал и что ему пообещали? Что произошло с квартирой Бахметьевой? Одним словом, вы должны узнать все, что можно.

– Но я же сказала вам, Григорий Павлович, – в отчаянии произнесла Татьяна, – я боюсь. Мне страшно. Вы хотите, чтобы со мной произошло то же, что с Романом? Я уже пыталась поговорить с Чудаевым, выяснить у него насчет таинственной и неуловимой Гольдич. Правда, больше я к этому разговору не возвращалась, но он может забеспокоиться. Я уже прокололась, выдала свои подозрения, понимаете? Я просто могу не дожить до завтра.

– Доживете. Так быстро это не делается, поверьте моему опыту. И, со своей стороны, поторопитесь. Не тяните. Чем быстрей сделаете – тем быстрей уедете.

– Хорошо, – решительно сказала она. – Тогда вы должны согласиться с моим предложением. Запрос на мое личное дело привезут нарочным в ближайшие же дни. Я отдам запрос вам и взамен получу на руки свое личное дело. Пусть его запечатают, как положено. Как только я получу от Сурикова все необходимые показания, я в этот же день уеду. И больше здесь не появлюсь. Когда придет запрос о моем откомандировании, вы подпишете приказ. И без всяких обходных листков и прочих глупостей. А вещевой и денежный аттестаты отправите в Москву почтой. Идет?

Исаков с интересом поглядел на нее.

– А вы не такая уж беззащитная, какой хотите показаться. И жесткости в голосе более чем достаточно. Хорошо, сделаем так, как вы предлагаете. Приносите запрос, получите дело на руки. Но не вздумайте хитрить, Татьяна Григорьевна.

– Что вы имеете в виду?

– А то, что вы могли всю эту историю выдумать, чтобы разжалобить меня и разрешить вам уехать как можно раньше. Вам поручено следствие по ряду дел, и я вполне допускаю, что вы можете просто не хотеть ими заниматься, поэтому пытаетесь меня обмануть. Прежде чем вы сядете в поезд или в самолет, я хочу сам посмотреть, какие сведения вам удастся получить от Сурикова или собрать иным способом. Только после этого вы сможете уехать. Поэтому я вношу коррективы в ваш блестящий план. Личное дело я сам заберу из отдела кадров, и оно будет лежать у меня. И если вы не принесете мне доказательства, вы его не получите. Ну как? Устраивает?

– Вероятно, у меня нет иного выхода, кроме как согласиться.

– Конечно, нет. Все, Татьяна Григорьевна, будем считать, что мы договорились. Я вас больше не задерживаю.

Татьяна вышла из кабинета Исакова с пылающими щеками. Дорого ей дался этот разговор. Ничего, сейчас наденет свое продуваемое насквозь пальто, выйдет на улицу и немного остынет. Вредный мужик этот Исаков, но, в сущности, не такой уж плохой.

Сложив бумаги в сейф и обмотав вокруг шеи яркий шелковый платок, Татьяна вдруг вспомнила, что не позвонила своему врачу. А ведь еще вчера должна была. Вот растяпа!

  41  
×
×