Седьмая жертва

– А ты что же не поехала? – удивился Зарубин.

– Должен же кто-то в лавке остаться. Какие у тебя новости?

– Настя Пална, у меня есть все более и более сильные подозрения, что ты нашла убийцу не только Селуянову, но и себе. Я поработал Шувалова по камере, по всему выходит, что бомжей убивал тоже он. Ты понимаешь, мой человек…

– Уймись, Сережа, – тихо сказала она, – это не он.

– Что? – переспросил Зарубин.

– Я говорю, это не Шувалов.

– Почему? Ты только послушай, что мой человек рассказал…

– Нет, это ты меня послушай.

Она включила настольную лампу, и только тут Сергей увидел лежащий перед ней на столе листок бумаги. Настя пододвинула листок к нему поближе.

– Прочти.

Он нагнулся, чтобы лучше видеть, но все равно ничего не понял. Буквы были латинские, но слова явно не английские, а никакого другого иностранного языка Зарубин не знал.

«Com esta, cara signora?»

Он недоуменно поднял голову.

– Что это?

– «Как дела, дорогая синьора?» По-итальянски.

– Е-мое! При чем тут итальянский-то, я не пойму? Это что за записка?

– Это, Сережа, четвертый труп. Час назад нашли. А это – ксерокопия записки, которая была приложена к покойнику. Так что Шувалов твой никакого отношения к этому не имеет.

– Но почему по-итальянски? Что за выпендреж?

– Потому, Сережа, что я хорошо знаю итальянский, и я имела глупость сказать об этом в той телепередаче. Все это делается не против Татьяны. Это против меня.

– Ни хрена себе! – присвистнул Зарубин. – А ты-то что ему сделала? Чего он к тебе прицепился? И вообще, ты хоть понимаешь, кто он такой?

Настя молча пожала плечами и вдруг беззвучно заплакала.

СЫН УБИЙЦЫ

Короче, отправился я нести действительную военную службу. Мне повезло, причем дважды. Во-первых, воевать не послали, хотя было куда. И во-вторых, командир танковой дивизии, где я «отбывал», оказался владельцем роскошной охренительно породистой кошки, с которой он совершенно не знал как обращаться. Такое часто случается, своими глазами видел: человеку, у которого никогда в жизни не было домашних животных, дарят котенка, или он бездомного подбирает, – это неважно, как котенок появляется, важно, что человек может к нему мгновенно прикипеть душой с просто смертельной силой, а как за питомцем ухаживать – его не научили, и любое проявление нездоровья вызывает панику, граничащую с обмороком.

Ну и вот, приезжает комдив к нам в часть и начинает всем направо и налево пистоны вставлять. Офицеры бегают белые от ужаса и на нас шипят, чтоб не высовывались лишний раз. Я-то еще совсем салага был, на моих глазах такое впервые происходило, поэтому я честно и откровенно глаза растопырил и спрашиваю:

– А с чего это комдив такой злой? Он всегда такой?

Мне объясняют, что не всегда, а только когда кошка у него болеет. И рассказывают душещипательную историю про то, как сын нашего комдива, офицер-подводник, привез полгода назад отцу двухмесячного котенка, к которому была приложена родословная длиной в три километра. В подарок, значит, привез. Погостил недельку и уехал. А через несколько дней погиб при выполнении служебного задания. Комдив у нас разведенный, семьи нет, только сын, который давно живет отдельно, и вот теперь остался он с этой кошкой, которая как есть последняя память о погибшем сыне. Понятное дело, если б сын ему книгу привез в подарок или там авторучку, так комдив и над этой вещью трясся бы, потому как последний подарок, память все-таки. А тут кошка, живое ведь существо, оно же страдает, когда ему нездоровится. Ну, думаю я себе, попал бедный мужик в переплет, породистые кошки – существа нежнейшие, микроб из воздуха вдохнут – и уже болеют. Так-то они здоровенькие, наследственность у них хорошая, но иммунитета никакого, поскольку их же выводят в тепличных условиях, чуть что – сразу к ветеринару и за лекарства хватаются, поэтому организм не приучен ни с какой хворобой бороться. По идее, эта кошечка комдивовская должна бы раз в дветри недели прибаливать. Я-то знаю, что болезни эти несерьезные и неопасные, а некоторые и вовсе не болезни, а нормальные проявления, но ежели хозяин этого не знает, то жизнь его превращается в цепь страданий и страхов. Я над этим не смеюсь, наоборот, отношусь сочувственно, потому как если хозяин вместе со своей кошкой страдает, значит, он ее любит, а для меня это главнее, чем диплом академика или звание героя.

У меня в тот момент даже мыслей никаких корыстных не было, просто мне и комдива от души жаль стало, и за кошку тревожно: ведь загубит по неопытности невинное создание. И я сказал кому следует, что если товарищ генерал желает, то я могу его проконсультировать в части ухода за любимым животным.