Седьмая жертва

Я оказалась в Испании. Одна. Без надсмотрщика. Одетая в немыслимые тряпки, со стрижкой из самого дорогого салона, в купальниках, которые стоят столько же, сколько вечернее платье от Живанши. Молодая, неопытная, жадная до впечатлений, истосковавшаяся по обычному женскому кокетству, по мужскому вниманию. Мне хотелось нравиться, мне хотелось, чтобы со мной заигрывали, флиртовали. У меня не было намерения изменять мужу, я была вполне довольна сексуальной жизнью в супружестве и ни о чем большем не мечтала. Но ведь чувствовать себя женщиной – это не только знать, что муж тебя хочет.

У меня закружилась голова. Вечером я с очередным поклонником сидела в баре на набережной. Играла музыка, мы танцевали, пили какой-то вкусный пряный коктейль, он нежно гладил меня по руке и заглядывал в глаза, и мне хотелось, чтобы эта сказка никогда не кончалась. Завтра должен был прилететь муж, и я понимала, что это последний вечер моей свободы. Может быть, я слишком много выпила. Может быть, музыка была слишком громкой. Может быть, я слишком увлеклась… Не знаю, что случилось. Не знаю, как это произошло. Я ничего не видела и не слышала, я ни о чем не помнила и не думала, кроме того, что есть настоящая нормальная красивая жизнь, которую мне судьба подарила на пять дней, а дальше снова тюрьма. Хоть и в золотой, но в клетке.

«Чей ребенок?!!! »

Этот крик до сих пор стоит у меня в ушах. Почему я не заметила, как сынишка убежал из бара и спустился на пляж? Почему я не хватилась его?

Почему не услышала, как он звал на помощь? Его заметил кто-то из посетителей бара и закричал. Я оцепенела. Мужчины бросились к морю. Но опоздали.

На другой день прилетел муж. Он оформил все документы, мы забрали тело сына и вернулись в Москву. За все время он поговорил со мной только один раз. Спросил, как это случилось. Потом, я знаю, он нашел людей, которые в тот вечер были в баре, и спрашивал у них. Догадываюсь, что они ему рассказали. С тех пор он замкнулся в молчании. Он даже не пытался разделить со мной горе. Как будто сын погиб у него, а не у меня. Как будто все это меня не касается.

Он молчал три месяца. Потом начал говорить. О господи, уж лучше бы он продолжал молчать! Он называл меня безмозглой потаскухой, которая растеряла остатки стыда при виде чужих мужиков. Он обвинял меня во всех грехах. Разве я сама не знала, что виновата? Разве я винила себя меньше, чем он? Он не хотел видеть, как мне больно. Потом я поняла, что он видел, но ему казалось, что этой боли недостаточно. Он хотел, чтобы мне было еще больнее.

Я пыталась покончить с собой. Резала вены. К несчастью, домработница явилась раньше обычного. Меня откачали. И засунули в больницу. Врачи уговаривали меня смириться, объясняли, что моя смерть ничего в этой жизни не изменит и сына не воскресит. Ну почему они не понимали, что я не стремлюсь ничего менять в жизни, она сложилась так, как уже сложилась. Я просто не хочу этой жизни. Пусть она, такая, как сложилась, идет дальше без меня. Я не могу больше выносить эту боль…

В больнице меня держали полгода. Каждый день приезжал муж, привозил продукты, лекарства. И говорил. Я старалась не слышать, но ничего не получалось. Через полгода меня выписали. Накачали какими-то препаратами.

Боль осталась, она никуда не ушла. Жить по-прежнему не хотелось. Изменилось только одно: я поняла, что у меня нет сил самостоятельно покончить со всем этим. Полгода меня лечили гипнозом и добились-таки своего. Теперь я не смогу по собственному желанию прервать свою жизнь.

Я выходила на улицу и мечтала о том, чтобы меня переехал грузовик. Или чтобы меня убил грабитель. Несколько раз я пыталась выскочить на проезжую часть, стояла на тротуаре и выбирала момент, когда поток машин будет самым плотным, и в последнюю секунду понимала, что не смогу. Гипнотизеры, будь они прокляты! Они не убили мою боль, они не убили мою душу, зато лишили меня возможности самой уйти от невыносимого страдания.

Но сегодня этому придет конец. Уже совсем скоро. Сегодня я встретила Его.

Встретила случайно, на улице. Он подошел ко мне и спросил, как я себя чувствую. Он улыбался мне понимающей и сочувственной улыбкой. Я ответила, что чувствую себя превосходно.

– Я вас понимаю, – сказал он. – Это был глупый вопрос, женщина в вашем положении вряд ли вообще что-то чувствует, кроме огромной всепоглощающей боли.

– Откуда вы знаете?

– Я все знаю. Разве вы еще не поняли?

И тут меня прорвало. Я увидела перед собой человека, который способен понять. Который не собирается обвинять меня. Я говорила и говорила, я не могла остановиться, кажется, я при этом плакала, потому что потом обнаружила в руке насквозь мокрый носовой платок. Мы куда-то шли с ним, но я не видела куда, мне было все равно. Главное – я могла говорить, не боясь, что меня снова упрячут в психушку.