– Хорошо, папа. Я все уберу. А можно я потом пойду погуляю?
– С кем? – строго спросил Володя.
– С Никитой.
– Куда?
– Ну… Я не знаю… – растерялась она. – Куда он пригласит. В парк, наверное.
Ларцев недобро прищурился, теперь в его глазах плясали злые огоньки.
– В парк? В такую погоду? Когда уже стемнело? Нет, я не разрешаю.
– Ну папа…
– Нет. И не спорь. Если хочешь общаться с Никитой, пусть он придет к нам.
Угостишь его пирогом. Кино какое-нибудь посмотрите по видику.
– Папа, но…
– Я сказал – нет! – отрезал Ларцев таким тоном, что даже Настя не рискнула бы ему возражать. – Позвони Никите и пригласи к нам в гости. Гулять я тебе не разрешаю.
Они вернулись в комнату, часть которой была обставлена как кабинет.
Большой письменный стол с креслом для хозяина и двумя креслами для гостей создавали вполне удобную обстановку как для делового разговора, так и для дружеской болтовни. Ларцев занял одно из «гостевых» кресел и жестом пригласил Настю сесть напротив него.
– Ну ты крут, – смеясь, сказала она вполголоса. – Держишь девочку в железных рукавицах, вздохнуть не даешь.
– Я не ее держу, а этого Никиту, – строго ответил Володя. – Она-то девочка правильная, после того случая… ну, ты понимаешь, о чем я говорю, Надя твердо усвоила, что папу надо слушаться, он плохого не посоветует. Если папа предостерегает от чего-то, то, значит, опасность на самом деле существует, это не пустой звук и не глупые родительские страхи. Но Никита – это совсем другой коленкор. Он юноша, у него другое воспитание. Я за него поручиться не могу. Поэтому пусть лучше у меня на глазах будут вертеться, чем по паркам шляться.
– Ты уверен, что это правильно? – с сомнением спросила Настя.
– Меня не Интересует, правильно это или нет, мне важен результат. А результат налицо – Надя выросла хорошей девочкой, послушной, и в голове у нее нет всяких глупостей. Ты знаешь, что у них в классе больше половины ребят принимают наркотики? А ведь это самая обычная школа, не какая-нибудь там специальная для трудных подростков. Как только я выпущу Надюшку из-под своего влияния, мое место тут же займет кто-нибудь другой. Свято место, сама знаешь, пусто не бывает. Ну, рассказывай свою страшную историю.
– Я справку привезла. – Настя полезла в сумку за папкой.
– Справку ты оставь, я ее прочту, когда ты уйдешь. А пока рассказывай своими словами и со своими комментариями. Я диктофон включу, не возражаешь?
И, перехватив ее удивленный взгляд, Ларцев добавил:
– Ты же видишь, что у меня с руками. Трясутся так, что ручку держать не могу. Поэтому и не записываю на бумагу, а пользуюсь диктофоном.
«Так вот в чем дело, – подумала она, – теперь понятно, зачем нужна была чистая кассета. Бедный Володька! »
– Это после ранения? – осторожно спросила Настя.
– Руки-то? Да, после него. И руки дрожат, и голова трясется, как у древнего старика. Я в свои сорок пять выгляжу на все сто пятнадцать, верно?
Седой, морщинистый… Красота!
Он расправил плечи, потянулся и весело подмигнул Насте.
– Знаешь, чем хороша наука психология?
– Тем, что помогает понять людей.
– Ничего подобного, Настюха! Ни хрена она не помогает людей понимать.
Другого человека понять все равно невозможно, именно потому, что он другой, он мыслит по-другому и чувствует по-другому, а ты пытаешься понять его при помощи своих мерок. Психология хороша тем, что позволяет понять самого себя и избавиться от собственных комплексов. Принять ситуацию такой, какая она есть, и не сходить с ума из-за того, что она не такая, как тебе хотелось бы.
– Шутишь? – недоверчиво спросила Настя.
– Я-то? Естественно, шучу, – со смехом ответил он. – Но если серьезно…
Конечно, мне хотелось бы быть красивым молодым офицером, сделать успешную карьеру в нашем сыщицком деле, дослужиться до полковника и начальника, быть счастливым мужем и отцом двоих детей, и так далее. А что я имею? Старый больной инвалид, которого выгнали из органов по состоянию здоровья в звании майора, вдовец, потерявший жену и одного ребенка и чуть не лишившийся Надюшки. Все сложилось не так, как хотелось и как мечталось. Ну просто все!
А я продолжаю жить нормальной жизнью, работаю и, между прочим, хорошо зарабатываю, считаюсь ценным специалистом, пестую дочку. И ты знаешь, что самое удивительное?
– Что? – послушно повторила она.
Ларцев понизил голос до трагического шепота и сделал страшное лицо: