Седьмая жертва

– Я не могу, Юра, – пробормотала она едва слышно, – я не могу перестать казниться. Я постоянно чувствую свою вину.

– Глупости! – резко оборвал он Настю. – Это особенности нашей работы, это ее издержки, если хочешь. Все так живут. И все так работают. Не морочь себе голову, поезжай лучше к Ларцеву, может, он что-нибудь умное скажет.

Настя знала, что Коротков отнюдь не черств и не туп, он прекрасно понимал все, что она ему сказала. Но он ее начальник и должен вести себя как начальник, а не как задушевный друг, каким был для нее много лет. Начальник не имеет права жевать сопли на пару со своими подчиненными, когда они раскисают, он должен прикинуться железным Феликсом и мобилизовать личный состав на подвиги, ну в крайнем случае – на добросовестную повседневную работу.

Ларцева она не видела пять лет, с тех самых пор, когда его комиссовали из органов по ранению, хотя несколько раз разговаривала с ним по телефону.

«Интересно, как он выглядит?» – мысленно задавала Настя себе вопрос, поднимаясь в лифте, и тут же отчетливо понимала, что ей это совсем неинтересно. Ей, похоже, теперь вообще мало что интересно, кроме двух вещей:

Шутника и собственной смерти.

Дверь ей открыла красивая шестнадцатилетняя девушка – дочь Ларцева Надя.

– Здравствуйте, тетя Настя, проходите, папа сейчас придет, – сказала она.

– Его нет? – удивилась Настя. – Мы же договаривались с ним…

– Он вышел в магазин за кассетой, у него чистой кассеты не оказалось, – пояснила Надя таким тоном, словно Настя обязательно должна понимать, о какой кассете идет речь и почему необходимо так срочно приобретать ее перед Настиным приходом. – Я хотела сама сбегать, но у меня пирог в духовке, за ним надо присматривать, а папа не умеет. У него обязательно сгорит.

Настя прошла в комнату, в то время как Надя скрылась на кухне. Да, с тех пор, как Настя была здесь в последний раз, изменилось многое. Практически все. Другая мебель, другие обои, даже пол другой. Раньше был измученный многократными циклевками паркет, теперь под ногами лежит мягкий пушистый ковролин. Ларцев не бедствует, это хорошо. Может быть, и вправду, что бог ни делает – все к лучшему? Увольнение из милиции явно пошло на пользу благосостоянию, да и с дочерью Володя теперь может проводить больше времени.

Однако когда появился Ларцев, Настя усомнилась в правильности своих мыслей. На пользу-то на пользу, да только… Володя был совершенно седым, лицо изрезали глубокие морщины, он сильно сутулился, и, что самое ужасное, у него дрожали руки и мелко тряслась голова. Глаза, однако, искрились весельем и жили как будто отдельно от совершенно больного, разрушенного тяжелым ранением организма.

– Привет, Настюха! – радостно закричал он, входя в комнату и обнимая Настю. – Если бы ты знала, как я рад тебя видеть! Черт с ним, что по делу, а не по любви, все равно я по тебе ужасно соскучился. Надюшечка! Как там чай с пирогом? Шибко сильно кушать хочется!

У Насти отлегло от сердца. Ларцев все тот же, не озлобился и не замкнулся в себе. Хотя если судить по внешнему виду, чувствовать себя он должен не лучшим образом.

– Твоя дочка – отменная кулинарка, – похвалила Настя, съев маленький кусочек пирога.

Ларцев неопределенно хмыкнул, а Надя покраснела и смутилась.

– Это не я, – призналась девушка. – Тесто готовое в магазине покупаю, а начинка – это обычное варенье, нам бабушка присылает каждую осень. Я пробовала несколько раз сделать тесто сама, но у меня ничего не выходит.

Папа говорит, что для этого талант нужен.

– Это верно, – согласилась Настя, – мой муж тоже так говорит. Он мне не разрешает мясо готовить, потому что все равно испорчу, даже если буду очень стараться. Знаешь, тут есть такая странная закономерность: если у тебя нет таланта к приготовлению пищи, то чем больше стараешься, тем хуже выходит.

– А кем ваш муж работает? – поинтересовалась Надежда.

– Профессором, – пошутила Настя. – Он математикой занимается.

– Неужели профессор математики сам готовит? – в ужасе всплеснула руками девушка. – Так не бывает! Вы, тетя Настя, меня, наверное, разыгрываете, да?

– Бывает, бывает, – вступил Ларцев, отрезая себе третий кусок пирога.

Похоже, болезненное состояние на его аппетите никак не отразилось, – я сам неоднократно видел это душераздирающее зрелище. Правда, тогда он еще не был мужем тети Насти. Все, Надюшечка, мы наелись, спасибо тебе, доченька. Мы пойдем поработаем, ты нас не отвлекай, ладно?