Седьмая жертва

Если же он оставит все как есть, то она, так и быть, разрешит ему увезти мальчика в Москву.

Он оставил все как есть, с мучительным стыдом признаваясь себе, что любит эту красивую жестокую женщину, любит до самозабвения, и ему для счастья достаточно просто знать, что она жива и здорова и у нее все хорошо. Дочь он тоже любил и надеялся, что с годами она не станет похожа на свою мать. И, конечно же, он обожал сына, вкладывая в его воспитание всю душу, все силы и возможности. Мальчик рос чудесным, способным и добрым по характеру, и Шувалов, глядя на него, каждый раз, с облегчением думал о том, что ради такого сына можно вытерпеть любые семейные неурядицы. Сын был для него оправданием того унижения, которое Виктор Петрович испытывал постоянно, зная, что жена никогда не любила его и только пользовалась им.

Так они и жили, отец с сыном в Москве, мать с дочерью – в Санкт-Петербурге. Изредка встречались, обменивались ничего не значащими фразами, делали вид перед общими знакомыми, что они семья. Дети восприняли ситуацию спокойно, и девочке, и мальчику так было вполне удобно. Мать баловала дочь, с малолетства приучала ее к красивой одежде, к походам в ресторан, к увеселительным поездкам за город, а когда появлялся отец, девочка ясно видела, что ему это не нравится, и с облегчением вздыхала, когда папа уезжал обратно в Москву. Сын же, каждый раз, когда его привозили к маме и сестре, видел рядом с собой чужую взрослую девицу, которая постоянно издевалась над его детскостью и неуклюжестью, над его необразованностью, которая выражалась в том, что он не разбирался в модных музыкальных группах, и над его наивным удивлением по поводу того, что мужчины иногда уединяются с женщинами и при этом запирают дверь. Виктор Петрович страдал оттого, что его любимые дети так далеки друг от друга, и в то же время делал все возможное, чтобы помешать их сближению: он не без оснований опасался, что красивая жизнь, к которой приучалась его дочь, окажется слишком соблазнительной для сына, он не сможет устоять, и все усилия вырастить из него хорошего человека пойдут прахом.

Время шло, дети росли, Шувалов понемногу старел, а его жена все еще оставалась привлекательной, стройной и моложавой, в сорок лет ей не давали больше тридцати двух. Виктор Петрович по-прежнему любил ее и страдал… И вдруг из Питера пришло страшное известие: дочь погибла, жена в критическом состоянии и может скончаться с минуты на минуту. В тот же вечер они с сыном прилетели из Москвы, и Шувалов успел в последний раз взглянуть на жену, которая умерла на другой день. Виктор Петрович постарался взять себя в руки и заниматься похоронами, но то и дело ловил себя на том, что плохо понимает происходящее. Помянув супругу и дочку на девятый день, он стал собираться обратно в столицу. Уезжать они с сыном должны были вечерним поездом, «Красной стрелой», днем Шувалов приводил в порядок остававшуюся временно без хозяина питерскую квартиру покойной жены, а сына попросил съездить в мастерскую, забрать колонковые кисти и несколько особенно дорогих ему миниатюр, на которых были изображены жена и дочь. Больше он сына живым не видел.

Такие истории, как ни печально, происходят сплошь и рядом. Обнаружив в машине погибших наркотики, оперативники тут же, не дожидаясь приезда из Москвы Шувалова, тщательно осмотрели квартиру и мастерскую. Квартира оказалась в полном порядке, если не считать изрядного количества шприцев и прочих атрибутов наркопотребления, а вот в студии обнаружился целый склад высококачественного героина. Ни Екатерина Шувалова, ни ее дочь ни разу в поле зрения милиции не попадали ни как потребители наркотиков, ни как продавцы, и теперь стало понятно почему. В цепочке распространения героина они стояли на уровне крупных оптовиков. Никогда ни один мелкий пушер, а уж тем более потребитель не переступал порог мастерской известного художника и уважаемого человека Виктора Шувалова. Здесь бывали только те, кто привозил большие партии, и те, кто забирал их отсюда крупным оптом, а от этих людей до рядовых потребителей дистанция, как определил некогда Грибоедов, «огромного размера».

В такой ситуации единственно правильным решением было организовать засаду в мастерской, чтобы узнать, кто придет сюда за героином. Решение-то было правильным, но вот выполнение его оставляло желать много лучшего. Шел девяносто четвертый год, высокопрофессиональные милицейские кадры стали редкостью, в милиции оказывалось все больше и больше людей случайных и плохо подготовленных, а зачастую и вовсе не пригодных к такой работе, людей, которые не слишком хорошо умеют разговаривать, еще хуже умеют думать, зато очень здорово умеют бить и стрелять не размышляя.