Смерть как искусство. Том 1. Маски

Смотри-ка, подумала Настя, оказывается, Дудник – мягкий, добрый, чудный мальчик, который любит и ценит актеров. А ей он таким совсем не показался.

– Почему вы так уверены, что Черновалов сам ставить не будет? – спросил тем временем Сташис. – Зачем же ему тогда становиться худруком? Для чего мечтать о своем театре, если в нем не ставить?

– А он хочет осуществлять художественное руководство, – улыбнулась Евгения Федоровна, – и окончательно уйти на покой с такой должности, чтобы было не стыдно перед самим собой и перед потомками. А сейчас Виктор Константинович кто? Никто. Хоть и известный в прошлом режиссер, а все равно – никто.

Настю ситуация с Черноваловым интересовала в меньшей степени, куда больше ее заинтересовали слова Арбениной о том, что Богомолов плохо обращается с актерами и другими работниками театра. Конечно, информация не нова, об этом ей и Гриневич говорил, но вот развить тему просто необходимо, может быть, всплывут интересные детали.

– Скажите, Евгения Федоровна, может кто-нибудь из ваших так сильно обидеться на Льва Алексеевича, что захочет убить его?

– Да бог с вами! – замахала руками актриса. – Никто! Обижаться – да, тут мы, актеры, первые. Но не убивать же! Люди театра вообще на убийство не способны, вам следует это понять, если хотите найти преступника. Вы не там ищете. Вам, наверное, уже десять раз сказали, что актеры – это большие дети? Ведь сказали же, правда?

– Сказали, – не могла не признать Настя.

Арбенина прищурилась и пристально посмотрела сначала на нее, потом на Сташиса.

– Но вы не поверили. А зря. Потому что это – правда. Мы очень любим поговорить, порассказывать, покрасоваться, но делать ничего не будем. Так уж мы устроены.

– Но ведь, кроме актеров, в театре есть и другие сотрудники, – напомнила Настя. – И у них тоже могли быть причины для обид, для неприязни, даже для ненависти.

– Это да… – словно бы нехотя согласилась Арбенина и вдруг оживилась: – Кстати, я вот вспомнила, был у нас один завпост, так он ухитрился в ночное время проводить на сцене какие-то сомнительные кастинги, и, что самое ужасное, – на эти кастинги привозили малолеток. Уж не знаю, для каких таких целей их тут отсматривали, но только когда это всплыло, пришла милиция, его арестовали и даже, кажется, потом посадили.

– А Богомолов тут при чем?

– Ну как же, он же и вызвал милицию, когда узнал. А узнал он случайно. В общем, это давно было, я подробностей и тогда не знала, а сейчас уж и не вспомню.

– Насколько давно?

– Года четыре назад, может, три. Нет, точно не скажу.

Настя с трудом сдержалась, чтобы не улыбнуться. Глядя на Арбенину, слушая ее, учитывая ее особое положение в театре, трудно было поверить, что она может не помнить каких-то подробностей. Ох, темнит бабушка русского театра, ох, темнит! Интересно, почему?

– А фамилию этого завпоста помните?

– Скирда, Леонид Павлович Скирда.

Уже хорошо. Зарубин его проверит. Значит, с памятью у Евгении Федоровны все в полном порядке, зря она на себя наговаривает. И не завпоста Скирду она покрывает. Тогда кого же?

– А еще какие-нибудь подобные истории были? – спросил Антон.

– Деточка, – нетерпеливо вздохнула Арбенина, – я вам уже сказала: артист убить не может, не такова у него психика, не таков образ мысли. А что касается других служб, я совершенно не представляю, что там у них происходит. Театр так устроен: каждый знает только свою службу, свое дело, свои обязанности, к другим не суется и не интересуется. Каждый думает только о том, чтобы свой кусочек работы выполнить как можно лучше, потому что от каждого такого кусочка зависит судьба спектакля. И тут уж не до того, чтобы вникать, кто чем занимается за стеной, кто за что отвечает и кто с кем поссорился.

Н-да, одно за этот день пребывания в театре Настя Каменская усвоила прочно: никакого сора из избы. Внутри, между собой, – все что угодно, но наружу – ни-ни.

Прежде чем звонить услужливому помрежу Федотову, надо связаться с Сережей Зарубиным и дать ему информацию про Леонида Павловича Скирду. Сам-то Скирда вряд ли совершил покушение на Богомолова, слишком прямолинейно, слишком высок риск, ведь его историю помнят в театре, но за ним, вероятнее всего, стоит какая-то организованная сила, и вот она-то как раз вполне могла свести счеты с худруком, обломавшим им всю малину. Но, с другой стороны, прошло столько времени… Почему сейчас? Почему не раньше? Ладно, не должна у нее голова болеть на эту тему, ее задача – искать и находить информацию в театре «Новая Москва», а уж Сережка пусть сам решает, что с этой информацией делать.