Смерть ради смерти

– Настолько совестливым, что убил свою жену? – уточнила Каменская, не скрывая сарказма. – Я могу узнать, о каком проекте идет речь?

– Нет. Нам категорически запрещено это обсуждать. Даже я этого не знаю. Я знаю только то, что сказал вам.

– Кто-нибудь в Институте знал о том, что Войтович работал на вас?

– Никто. С ним было заключено трудовое соглашение, где одной стороной выступал он, а другой – некая частная фирма.

– Какая?

– Не знаю. Честное слово, не знаю. Я не имею отношения к стратегическим разработкам, я такой же оперативник, как и вы.

– Значит, в Институте никто об этом не знает?

– Я надеюсь, что нет, если только Войтович сам не рассказал кому-нибудь. Но я надеюсь, что этого не произошло. Наше ведомство уже не первый раз прибегало к услугам Григория Ильича, и мы знали, что он человек очень ответственный и к разглашению тайны относился серьезно. Кстати, об этом свидетельствует и тот факт, что ваши сотрудники работают в Институте целый месяц, а так и не смогли выяснить, кто ходатайствовал за Войтовича. Если бы он хоть одной живой душе проговорился, факт его работы на нас уже давно всплыл бы на поверхность и вы бы узнали об этом.

«Пока, кажется, все идет нормально. То, что я ей рассказываю, достаточно полно соответствует действительности. Мы в самом деле ходатайствовали за Войтовича, потому что были заинтересованы в его работе над проектом. Это чистая правда. За одним небольшим исключением: Войтович не заключал с нами никакого трудового соглашения и вообще не знал, что работает на нас. Он работал на какого-то неведомого «гражданского» заказчика, которому приспичило поставить у себя антенну, аналогичную той, которую недавно установил у себя Институт. Даже научный руководитель проекта не знает, что работает в конечном итоге на нас, он уверен, что его прибор попадет к Мерханову. И сам Мерханов тоже в этом уверен. Какое разочарование его ждет… Хорошо, что в числе разработчиков оказалась Литвинова, на сексуальных проблемах и угрозе огласки ее подцепили быстро и без всяких усилий. Она вполне успешно заменила Войтовича. Конечно, он был невероятно талантлив, но в работе над прибором его использовали втемную, обманывая и не показывая истинного предназначения антенны. Его руководитель оказался достаточно осторожным и ни с кем не поделился своим чудовищным замыслом. Он не мог не понимать, что, знай Войтович правду, он бы спроектировал этот прибор за две недели. Но правду говорить было нельзя, поэтому они и возятся уже почти три месяца. Пришлось открыть глаза Литвиновой. До Войтовича ей далеко, она и на десятую долю не так талантлива, как он, но, зная истинное предназначение прибора и имея под рукой все разработки Войтовича, она продвигается вполне успешно. А тот человек, под чьим руководством она выполняет «левый» заказ, даже и не догадывается, что Инна Федоровна все знает. Слава богу, в нашей стране сексуальные меньшинства все еще считаются чем-то вроде неполноценных выродков».

– Вот, собственно, все, что я должен был вам сказать.

– А вы вместо этого ходили за мной по пятам целую неделю, – зло ответила Каменская. – Зачем? Почему вы мне не сказали все это сразу? И почему именно мне, а не Короткову, который постоянно работает в Институте, или не моему начальнику?

– Я должен был сам решить, кому из вас сказать об этом. Вы же понимаете, информация действительно весьма деликатная, ее не каждому можно доверить. Ни о вас, ни о Короткове, ни о полковнике Гордееве я ничего не знал, и мне следовало предварительно изучить каждого из вас, чтобы решить, с кем первым я могу поговорить об этом. Я отдавал себе отчет, что эта информация должна будет принять какой-то… официальный вид, я бы так сказал. То есть следователь, восстанавливающий дело, должен иметь в руках веский довод, почему Войтович был освобожден и почему нигде нет об этом никакого документа, кроме вынесенного следователем постановления. Поэтому очень важным было правильно выбрать именно первого, кому я об этом скажу, чтобы найти с ним общий язык, достичь взаимопонимания и вместе выработать линию, которой следует придерживаться в дальнейшем, чтобы не разгласить государственную тайну и не поставить других людей в неловкое положение.

– Значит, вы меня изучали, а меня в это время кто-то пытался убить. Так?

– Так, – подтвердил он, глядя на нее выразительными серыми глазами и стараясь сделать свой взгляд как можно более теплым и ласковым. Однако под дулом пистолета это получалось плохо. Каменская сидела напротив него с бесстрастным холодным лицом, на губах ее не мелькала даже тень улыбки, очень светлые глаза казались острыми и пронзительными, хотя Вадим понимал, что светлые глаза почти всегда производят такое впечатление, когда человек сердится, даже если этот человек не обладает никакой особой проницательностью.