Закон трех отрицаний

В голосе Волковой Зарубин не уловил ни горечи, ни сожаления. Просто рассказ, будто изложение кем-то написанного романа.

– Вам было обидно, наверное, что вас больше не приглашали сниматься? – с сочувствием проговорил он.

– Нет, – она долила чаю ему и себе, – я об этом вообще не думала. У меня никогда не было мыслей, что вот теперь, после первого фильма, я обязательно стану известной актрисой. У меня было свое хобби, и оно к кинематографу не имело никакого отношения.

– Какое?

– Испания.

– Испания? – переспросил Зарубин, делая новый глоток чая и в очередной раз сожалея, что не попросил чего-нибудь другого. – Почему Испания?

– У меня крестная – испанка из Барселоны. Это она придумала мне имя. И мне с детства казалось, что во мне или течет испанская кровь, или живет дух этой страны. Я с семи лет училась играть на гитаре, закончила музыкальную школу. Танцую фламенко и фанданго. Свободно говорю и читаю по-испански. Досконально знаю историю и культуру Испании. Вот это мне было действительно интересно. А кино – так, случайный эпизод из детства.

Ничего себе Анита Станиславовна! Потрясающая тетка! От такой любовника и впрямь фиг уведешь. Значит, в том детском фильме она сама играла на гитаре. А музыка-то была сложная, это Сергей отчетливо помнил. Не какое-то там дешевое бренчанье на трех струнах с четырьмя аккордами. С четырьмя аккордами он и сам умеет, поэтому смог оценить мастерство юной гитаристки. Вот бы послушать, как Волкова играет… И посмотреть, как она танцует…

– Интересно, а Халипова когда-нибудь видела, как вы танцуете?

– Странный вопрос. – Волкова смотрела строго, и Зарубин мысленно усмехнулся. Ну конечно, она не поняла его логики, поэтому сразу насторожилась. А логика-то проста как три копейки.

– И все-таки.

– Видела. И не один раз. Почему вы об этом спросили?

– Сейчас скажу. А на гитаре вы при ней играли?

– Играла. И на саксофоне тоже играла.

– На саксофоне?

Ага, вот та фотография, с закатным солнцем! Значит, не постановочная…

– Я, Сергей, и на саксофоне играю. Про рояль я уже не говорю, это в музыкальной школе обязательно, как сольфеджио, хор и музыкальная литература. Так почему вы спрашиваете?

– Я подумал, что… Халипова должна была понимать, что против вас у нее нет ни одного шанса. Вы не только потрясающе красивы, вы не только умны и образованны, но еще и обладаете такими талантами! На что же она рассчитывала, когда заигрывала с Кричевцом?

– Дурочка, – просто ответила Волкова и печально посмотрела на него. – Хоть и нельзя о покойниках ничего говорить, кроме хорошего, но мы же с вами не на панихиде, правда? Вы на работе, и я обязана говорить все так, как есть. Костя ее все время подначивал, дескать, вот научишься танцевать, как Анита, научишься играть, как Анита, станешь доктором наук, как Анита, вот тогда, может, Антон на тебя внимание и обратит. Юлька злилась ужасно, по-моему, в ней это только разжигало азарт, ей хотелось доказать, что и без всех этих глупостей она Антона получит, на одной только юности и свежести.

Хорошо, теперь еще один осторожный шаг, очень осторожный. Тихонечко, тихонечко… Не спугни, Зарубин.

– Мне не хотелось бы быть неделикатным, но…

– Спрашивайте, Сережа, не стесняйтесь.

Ага, уже Сережа. Отлично. Волкова совсем расслабилась, можно рискнуть.

– Я заранее прошу прощения, вопрос наверняка будет вам неприятен, но я обязан спросить, потому что, если не спрошу, меня начальник в землю зароет. Ничего?

– Ничего-ничего, спрашивайте.

– Не могло ли так получиться, что Халипова все-таки добилась своего в отношении Антона? Ну, например, он устал от ее домогательств и решил уступить один раз, чтобы она от него отстала. Или она подловила его, когда он был нетрезв. Или еще как-нибудь…

– Да, – она горько усмехнулась, – в вашем вопросе действительно мало приятного. Но я на него ответить не могу. Если это и случилось, то я об этом не знаю. Ничего более точного я вам не скажу.

Ладно, попробуем пойти ва-банк.

– Анита Станиславовна, почему Кричевец не был приглашен на день рождения к Островскому? Они целый год работают над совместным проектом, они регулярно общаются, и тем не менее ни дома у Островского, ни в ресторанах на двух банкетах, ни в Доме кино на чествовании Антона Николаевича не было. А Халипова была.

Не понравился ей вопрос, ох, не понравился! Зарубин не просто чувствовал это, он это видел. Глаза остановились, алебастровая кожа лица стала отливать голубовато-серым, тонкие пальцы вцепились в ручку чайника – Волкова только-только собралась в очередной раз разлить чай по пиалам.