Форма воды

– Почему?

– А как же иначе? Я тебе говорю, что мы нашли твою цепочку, которая стоит сотню миллионов, а ты и глазом не моргнула?

Ингрид тихонько смеялась гортанным смехом.

– Дело в том, что я их не люблю. Видишь?

И показала ему руки.

– Не ношу колец, даже обручального.

– И где ты ее потеряла?

Ингрид сразу не ответила.

«Повторяет урок», – подумал Монтальбано.

Потом она принялась говорить безо всякого выражения, и даже ее иностранный выговор не помогал ей лгать естественно.

– Мне было любопытно взглянуть на этот выпас…

– Выпас, – поправил Монтальбано.

– …я о нем слышала. Я уговорила моего мужа отвезти меня туда. Там я вышла, сделала несколько шагов, на меня почти что напали, я испугалась, боялась, что мой муж ввяжется в ссору. Мы уехали. Дома я заметила, что цепочки нет.

– И с чего ты ее надела в тот вечер, раз говоришь, что тебе не нравятся украшения? По мне, для поездки на выпас она не то чтоб очень подходила.

Ингрид колебалась.

– Я ее надела, потому что после обеда встречалась с подругой, которая хотела ее посмотреть.

– Слушай, – сказал Монтальбано, – я тебя должен предупредить. Я с тобой разговариваю в качестве комиссара, но неофициальным образом, понятно?

– Нет. Что значит «неофициальным»? Я не понимаю этого слова.

– Значит, то, что ты мне скажешь, останется между нами. Почему вдруг твой муж выбрал именно Риццо своим адвокатом?

– А что, не должен был?

– По-моему, нет, по крайней мере если рассуждать логически. Риццо был правой рукой инженера Лупарелло, то бишь главного политического противника твоего свекра. Кстати, ты его знала, Лупарелло?

– Так, встречалась. Риццо всегда был адвокатом Джакомо. И я не понимаю ни черта в политике.

Она потянулась, закинув руки назад.

– Мне скучно. Жалко. Думала, что свидание с полицейским возбуждает больше. Могу я узнать, куда мы едем? Далеко еще?

– Почти приехали, – ответил Монтальбано.

Как только они миновали поворот Санфилиппо, женщина занервничала, два или три раза искоса взглянула на комиссара, пробормотала:

– Имей в виду, здесь никаких баров нет, в этих местах.

– Я знаю, – сказал Монтальбано и, замедляя ход, вытащил ту самую сумку, которую раньше сунул за сиденье, где теперь расположилась Ингрид. – Хочу тебе кое-что показать.

И положил сумку ей на колени. Женщина, увидев ее, казалось, действительно удивилась:

– Как это она к тебе попала?

– Твоя?

– Моя, конечно, видишь, тут мои инициалы.

Открытие, что буквы исчезли, ошарашило ее еще сильнее.

– Может, отвалились, – сказала она тихо, но без уверенности. Женщина терялась в лабиринте вопросов, на которые не находила ответа. Теперь что-то начинало ее беспокоить, это было заметно.

– Твои инициалы еще тут. Тебе их не видно, потому что здесь темно. Их оторвали, но на коже остался отпечаток.

– Но зачем их сняли? И кто?

Сейчас в ее голосе слышались тревожные нотки. Комиссар не ответил. Однако он прекрасно знал, зачем это было сделано, – именно затем, чтобы заставить его подумать, будто это сама Ингрид старалась уничтожить все опознавательные признаки. Они добрались до колеи, ведущей к Капо-Массария, и Монтальбано, который только что прибавил скорость, словно собирался следовать по шоссе, резко повернул. Без единого слова Ингрид в мгновение ока распахнула дверцу, ловко выскочила из машины на полном ходу, бросилась бежать среди деревьев. Чертыхаясь, комиссар затормозил, выпрыгнул и бросился следом. Через несколько секунд он сообразил, что ему за ней не угнаться, и остановился в нерешительности: именно в эту минуту он увидел, как она упала. Когда Монтальбано оказался рядом, Ингрид, которая не могла встать, прервала свой монолог на шведском, в котором явно звучали страх и злость, выкрикнула:

– Да пошел ты! – и продолжала тереть правую щиколотку.

– Поднимайся и кончай заниматься ерундой.

Она подчинилась, с усилием встала и оперлась на Монтальбано, который стоял не шелохнувшись, не порываясь ей помочь.

Ворота открылись легко, а входная дверь пыталась сопротивляться.

– Дай-ка мне, – сказала Ингрид. Она покорно следовала за ним, будто бы смирившись. Но уже приготовила план защиты.

– Во всяком случае, там внутри ты ничего не найдешь, – сказала она на пороге с вызовом. Уверенно включила свет, но при виде мебели, видеокассет, прибранной комнаты была видимо поражена, на лбу ее пролегла складка.