Не мешайте палачу

– Я как увидела твое кухонное хозяйство, сразу поняла, что ты ходишь вечно голодным. Решила приготовить тебе еду хотя бы на неделю, – пояснила Валя, заходя в кухню следом за ним. – Вот в этой кастрюле суп, вот здесь – жаркое из баранины с картошкой. Здесь тушеное мясо с овощами, гарнир сделаешь на свой вкус, макароны или рис. Здесь – рыба, я ее пожарила и положила немного потушиться в сметанном соусе. Ты сейчас что будешь?

– Жаркое. Нет, мясо. Нет, рыбу, – заметался Селуянов, чувствуя голодное головокружение. – Все. Мне кажется, я могу съесть все. Давай начнем с супа, а там поглядим.

Они съели по тарелке супа. Потом поглядели. Только не на выбор вторых блюд, а друг на друга. Одновременно молча встали и отправились в постель.

Утром Николай Селуянов впервые за много-много лет понял, что такое проснуться счастливым.

* * *

Трижды в день на стол полковнику Гордееву ложились сводки наружного наблюдения за Михаилом Ларкиным. Вел себя Ларкин как-то непонятно и бессистемно, ходил по улицам, магазинам, особенно крупным, но ничего не покупал. Заходил в дешевенькие забегаловки, пил отвратительный полуостывший кофе, вяло жевал предлагаемые посетителям образцы кулинарного искусства, снова ходил по улицам. Никакой географической направленности в этих хождениях не было. Сначала наружники заподозрили было, что Михаил Давидович крутится возле определенного места, может быть, ищет возможности с кем-то встретиться или подобраться к тайнику, все-таки ходьбу-то свою он начал после визита контрразведчика Минаева, так что и шпионские страсти полностью исключать нельзя. Однако подозрение это никакого подтверждения не нашло. Ларкин то ездил в Сокольники, то в Парк Горького, то на ВДНХ, то на ярмарку в Коньково или на Петровско-Разумовскую. А то вдруг начинал избегать людных мест, тихо бродил по аллеям Бульварного кольца, подолгу засиживаясь на лавочках. Короче говоря, ничего не понятно.

Прошло четыре дня, и Михаил Ларкин прекратил хаотические передвижения по городу. Наружники зафиксировали его встречу, очень короткую, с молодым человеком лет двадцати семи – тридцати, после которой Ларкин с видимым облегчением отправился домой, в Графский переулок. Молодой человек был в тот же день «отработан», но сведения о нем не вызвали у Гордеева и его сотрудников ничего, кроме тихого удивления. Виталий Князев торговал горячими сосисками и пивом в палатке, расположенной в переулке неподалеку от станции метро «Новокузнецкая». Наплыв народу небольшой, в основном покупатели одни и те же – высмотрели как-то раз палатку, рядом с которой стоят несколько столиков со стульями, и место не шумное, транспорт мимо не ездит, и сосиски горячие, и пиво холодное, и даже салатик овощной обязательно есть. К Князеву ходили перекусить работники расположенных поблизости учреждений, обменивались парой слов с продавцом, перекидывались шутками друг с другом. Что общего могло быть у такого парня с Ларкиным?

Решили подождать, авось прояснится. Но ничего не прояснялось. Ларкин снова засел дома. Значит, короткая двухминутная беседа с Князевым была венцом его длительных блужданий по городу. Что же в этом сосисочнике такого необыкновенного?

* * *

Сауляк вернулся в Москву и на всякий случай позвонил Минаеву прямо из аэропорта. Как знать, может быть, ему нельзя возвращаться ни в одну из двух квартир – ни в ту, где он прописан как Сауляк, ни в ту, которая оформлена на имя Кустова, вернувшегося из Бельгии после разрыва с очаровательной женой.

– Хорошо, что вы приехали, – обрадованно сказал Минаев. – Вы здесь очень нужны. Поезжайте домой, в ту квартиру, которая числится за вами по настоящим документам, и никуда не выходите некоторое время. Вы не должны выходить из квартиры, пока я не скажу.

– Почему?

– Потому. Это не телефонный разговор, Павел Дмитриевич. Поезжайте домой, запирайтесь в квартире и сидите тихонько. Трубку телефонную не снимайте, если будут звонить. И сами никому не звоните. Послезавтра ровно в двенадцать часов дня выходите из дома. В двенадцать ноль-пять возле аптеки мимо вас проедет машина, белые «Жигули», и чуть-чуть притормозит. Вы должны будете в нее сесть, вас привезут ко мне. Если вы сделаете все четко, никто не сможет сесть вам на «хвост», а попытки такие будут, это я вам гарантирую.

Павел не стал задавать больше никаких вопросов, послушно поехал домой, в проезд Черепановых, где в одной из старых панельных девятиэтажек была его квартира. Он чутко прислушивался к себе и понял, что обрадовался сигналу Минаева и вызову в Москву. Все опять становилось как прежде: у него появился руководитель, который будет отдавать приказания и ставить перед ним задачи, а его, Сауляка, дело – эти задачи выполнять как можно лучше. Минаев и раньше, сразу по возвращении Павла из колонии, пытался взять над ним руководство, но тогда ситуация была немного другая. Тогда у Павла была собственная задача, которую он считал необходимым выполнить во что бы то ни стало, поэтому он и корчил из себя строптивого и неуступчивого, не признающего ничьего верховенства. На самом деле то время, которое прошло после выполнения задания Минаева и ликвидации убийц Булатникова, далось Павлу ох как тяжело. Он привык подчиняться. Он привык, что за него все решают. Над ним и рядом с ним всегда был стратег, который определял задачи на перспективу, а Павел должен был эти задачи наилучшим образом выполнить, что он и делал всю свою сознательную жизнь, начиная от безусловного и беспрекословного подчинения отцу и до выполнения требований режима в колонии. И только эти последние недели… Сауляк не склонен был идеализировать сам себя и теперь отчетливо понимал, что строить свою жизнь самостоятельно он не может. Ему нужен начальник, руководитель. Ему нужен хозяин. И он будет служить ему как верный пес. Черт с ним, пусть это будет даже Минаев. Нужно только закончить то дело, которое он начал, уже немного осталось, а потом можно переходить в полное подчинение Антону Андреевичу. И все опять станет четко и понятно, как было раньше. В пустой квартире в проезде Черепановых не было даже хлеба: уезжая отсюда, он еще сам не знал, когда вернется, поэтому старательно выбросил все, что может испортиться или заплесневеть, вымыл и отключил холодильник. По дороге из аэропорта Павел кое-что прикупил, чтобы перебиться пару дней, а там видно будет. Все равно послезавтра ему придется ехать к Минаеву, а оттуда – как знать! – куда еще? Может быть, на другую квартиру, записанную на имя Кустова, а может быть, и совсем в другое место. Все зависит от того, что такое тут стряслось, из-за чего Минаев так срочно вызвал его в Москву.