Не мешайте палачу

– Сыщицкие тревоги? Это можно, – великодушно разрешил Каменский. – Лишь бы Лешка не пострадал.

– Конечно, – поддела его Настя, – тебе его страдания важнее моих.

– Мужская солидарность, – улыбнулся брат. – Все, приехали. Пойдем быстрее, очень есть хочется. Когда я приехал, твой муж сооружал что-то невероятно вкусное. На кухню посмотреть меня не пустили, но запах стоял просто душераздирающий.

Запах действительно был соблазнительным и чувствовался даже на лестничной площадке. Даша вылетела им навстречу и повисла у Насти на шее.

– Настюшечка, я так соскучилась!

«Неужели правда? – подумала Настя, обнимая ее. – Ведь мы виделись две недели назад. Маленькому Санечке исполнилось восемь месяцев, и я заезжала их поздравить». Но в Дашиной искренности она не сомневалась. Молодая женщина просто органически не способна была кривить душой. Именно поэтому Настя так любила ее.

– С кем ты оставила моего единственного племянника? – спросила она, стаскивая куртку и пристраивая ее на вешалку.

– С бабушкой.

– С которой?

Даша кивком указала на мужа.

– Со свекровью.

– А что, наш общий папенька в деле воспитания внука не участвует?

– Ну что ты, Настя, – укоризненно сказала Даша. – Павел Иванович очень заботливый дед, он нам все время помогает. Ты обижаешься, что он твоей маме не помогал тебя растить?

– Ну, положим, он и моей маме не очень-то помогал меня растить, – заметил Александр. – Все время был в командировках. Но не зря же говорят, что первый ребенок – это последняя кукла, а первый внук – первый ребенок. Наверное, так и есть. Вот увидишь, Аська, что будет, когда ты кого-нибудь родишь. Дед рядом с твоим ребенком дневать и ночевать станет.

– Вряд ли, – миролюбиво улыбнулась Настя, чувствуя, что разговор заходит явно не туда. – Если я кого-нибудь рожу, то для Павла Ивановича это будет уже второй внук. Совсем другое дело.

– Ну и что, – послышался из кухни сердитый голос Алексея, – вы так и будете, стоя в прихожей, копаться в семейных драмах рода Каменских? Мы за стол сядем когда-нибудь или нет?

Готовил Алексей превосходно, напитки к столу были поданы хорошие, и уже минут через двадцать все расслабились и развеселились. Однако Настя заметила, что сидящая рядом Даша ест очень аккуратно, словно каждый раз прикидывая, можно ей положить это на тарелку или нельзя. А к спиртному вообще не притронулась, хотя и поднимала свой бокал вместе со всеми.

– Дарья! – строго сказала Настя. – Ты что это удумала? На диету села?

– Нет, – смущенно пробормотала Даша, почему-то отводя глаза в сторону.

– Тогда почему так плохо ешь? Я тебе тысячу раз говорила, чтобы ты не смела худеть, пока кормишь грудью.

– Я не кормлю, – еще тише сказала Даша. – Два месяца уже.

– Что?! Ты хочешь сказать…

Та кивнула и залилась румянцем.

– Ты с ума сошла! – прошептала Настя яростно. – Санечке еще только восемь месяцев. Ты же не справишься с двумя. О чем ты только думаешь, хотела бы я знать.

– Справлюсь, – радостно улыбнулась Даша. – Ты не сомневайся. Я еще и твоего выращу, если родишь. Ты же с работы ни за что не уйдешь, а я все равно дома сижу. Не ругайся, пожалуйста. Мне очень хочется маленькую Настеньку.

– Ты же на этом не остановишься. Потом тебе захочется маленького Алешеньку, это ты мне уже обещала. А потом еще кого-нибудь. Санька-то знает?

– А как же! Он первый узнал.

– То есть? – не поняла Настя. – Как это – первый? Раньше тебя, что ли?

– Раньше. Ты представляешь? Проснулся как-то утром, посмотрел на меня и говорит: «Даня, кажется, у нас будет маленькая Настенька». Я ему сначала не поверила, думала – шутит. А через несколько дней поняла, что он не ошибся. Правда, здорово?

– Здорово, – согласилась Настя. – Ты молодец, Дашуня. Я тебя поздравляю и Саню тоже.

Они тихонько продолжали говорить о своем, пользуясь тем, что мужья громко и увлеченно обсуждали шансы различных кандидатов на победу в президентских выборах. В присутствии Даши на Настю обычно находило умиротворение, состояние тихого светлого покоя. Но сегодня этого не произошло. Тревога, зародившаяся во время поездки с Павлом Сауляком, продолжала точить ее, и Настя ничего не могла с этим поделать.

* * *

Всю жизнь ее преследовали три сна. Первый – когда ей снилось, что она умирает – приходил, если во сне что-то не ладилось с сердцем или сосудами. Второй сон был о том, что она оказывается на узкой и скользкой вершине утеса и понимает, что сейчас разобьется, потому что спуститься с него невозможно. Потом приходит спасительная мысль о том, что каким-то образом она ведь сюда забралась, значит, этим же путем можно и спуститься. Вариантом этого неприятного сна было обнаружение себя на улице совершенно голой. И снова спасала мысль о том, что раз она сумела дойти сюда без одежды и ничего не случилось, то, может быть, удастся и вернуться без приключений. Но ужас, охватывавший ее во сне, был при обоих вариантах одинаково сильным, и таким же сильным было облегчение, когда приходило понимание того, что выход из ситуации все-таки есть.