Выбор

А цены растут.

– Девятьсот девяносто тысяч.

Двое полицейских с каменными мордами встали по обеим сторонам продаваемого сокровища. Остальные – в углу у запасного выхода, в готовности отбить попытку злоумышленников, кем бы они ни были, похитить шедевр.

Длинный с молотком поперхнулся. Неуверенно произнес:

– Миллион франков. – Нерешительно осмотрел углы потрясенного зала и повторил, как бы прося прощения: – Миллион.

Глава 22

1

Оглянулся длинный еще раз и пошел набирать цену все выше и выше.

А по славному граду Парижу уже летит-трепыхает сенсация. И уже наряды конной полиции отбивают журналистские своры от мраморного входа.

– Миллион сто тысяч. Миллион двести.

До первого миллиона долго взбирались. До второго быстро – счет через сто тысяч пошел: миллион семьсот, миллион восемьсот, миллион девятьсот, два.

– Два двести. Два четыреста.

Десять процентов от цены – владельцам аукциона. С трех миллионов – триста тысяч.

– Три миллиона пятьсот! Четыре!

Вопль из зала: «Воды! Скорее воды! Даме плохо!»

2

Мысль такая простая… и такая смешная: надо себя спасать.

Топор взлетел над ним, замер, а потом сначала потихонечку, а потом все быстрее, рассекая со свистом воздух, полетел на его голову.

Главное в такой момент – спокойствие сохранить.

3

Даму потащили на носилках весьма скоро. Колени вверх. Мордочка чернобурой лисы – вниз. Есть причина такой скорости: санитарам не терпится вышвырнуть даму из зала, скорее вернуться и досмотреть финал.

– Одиннадцать миллионов франков. Двенадцать. Тринадцать.

Тишина в зале такая, что если бы длинный шептал, то все равно во всех углах было бы слышно. Но он кричит. Он кричит как ишак, возбужденный возможностью акта любви. Он кричит, и его слова отскакивают от стен рикошетом:

– Семнадцать! Восемнадцать!

Шустрый делец ногти грызет, словно семечки: видел же, как эту картину подвезли, надо было прямо у входа миллион франков предложить, да и увезти картину еще до аукциона.

– Двадцать один! Двадцать два! Двадцать три!

Самые пронырливые из журналистов давно в зале. Через все кордоны пробились. Настю снимают и шедевр двадцатого века – картину «Вторая мировая война».

– Двадцать четыре миллиона франков!

Вот тут-то в левом дальнем углу рука господина в сальном галстуке опустилась. На двадцать четыре согласны оба. Но господин в левом углу выше этого не пойдет. А господин в правом углу? Его рука победно поднята.

– Двадцать пять миллионов франков!

В правом углу рука поднята. В левом нет.

– Двадцать пять миллионов франков, раз…

Все головы – на господина в левом углу. Он спокоен. Он невозмутим. Он слегка улыбается, выражая непонимание тому вниманию, которого он удостоен. Его руки скрещены на груди.

– Двадцать пять миллионов франков, два!

Господин разводит руками, показывая публике, что выше головы не прыгнешь. Цена немножко кусается…

– Двадцать пять миллионов франков… три!

4

Руди Мессер знал, что в самый последний момент все взгляды, все без исключения будут обращены к нему.

Он дождался этого момента. Он потянул ноздрями воздух в себя, как бы стараясь вдохнуть его весь. В это же время он своим взглядом как бы втягивал их взгляды в себя. Он не знал, почему надо так делать, он просто делал.

Сотни глаз превратились в одну пару титанических черных глаз…

Спокойно и уверенно он представил черную точку меж этих глаз, в мгновение рассмотрел ее внимательно и сказал…

5

Бабахнул молоток в сверкающую тарелочку: б-б-о-м-м-м!

Ах, что же тут началось. Тишину разорвало в клочья, в мелкие, глазу незаметные клочки, разорвало, словно манекен гранатой РГД-33. Взревели разом дамы и господа, как верблюды, требующие любви. Люстры хрустальные зазвенели от крика, визга и писка, от аплодисментов и топота.

Журналисты на Настю приступом:

– Мадемуазель Стрелецкая!..

– Мадемуазель Стрелецкая, как всемирно признанный гений и лидер русского суперавангарда, что могли бы вы сказать по поводу…

Полицейские наряды (их к концу торгов в зале было уже пять) проявили профессионализм. Интенсивным мордобоем приступ отбили. Личная безопасность выдающегося мастера-новатора мадемуазель Стрелецкой гарантирована и обеспечена: отбивая напор, полицейские сумели вывести ее в соседнюю комнату. Туда же эвакуирована картина – одно из величайших достижений культуры двадцатого века. Туда без увечий и телесных повреждений был вынесен на руках неизвестный господин, купивший картину. После этого, перегруппировав силы, пять полицейских нарядов внезапным напористым рывком вышибли публику из зала, а уж на улице конная полиция размашистой рысью, палками резиновыми, рассекая воздух и чьи-то скальпы, довершила разгром, разогнав нахлынувшие толпы.