Чему не бывать, тому не бывать

— О Фиорелле? — удивилась Ивонне и перевела взгляд с Ингвара на Бернта и обратно. — А в чем дело?

— Не о ней, — сказал Ингвар. — О первом ребенке, которого Фиона родила, когда была еще подростком.

Лицо Ивонне Кнутсен менялось на глазах. Сначала покраснела переносица. Румянец быстро спустился на мертвенно-бледную кожу щек, разрисовав их узорами, похожими на бабочек. Дыхание стало глубже, и она сделала тщетную попытку подняться на кровати. Она облизала покрасневшие и пополневшие губы. В глазах, которые несколько секунд назад казались умершими раньше времени, появилось глубокое отчаяние.

Бернт осторожно поправил на ней одеяло:

— Не волнуйтесь.

— Бернт, — позвала она, тяжело дыша.

— Все устроится, — отозвался он.

Ингвар Стюбё подошел ближе. Он поставил локти на высокую спинку кровати и нагнулся к больной:

— Понимаю, это было тяжелое испытание...

Бернт Хелле его оттолкнул. Впервые в течение долгого безрезультатного расследования убийства Фионы Хелле он вел себя агрессивно. Он не успокоился, пока Ингвар не отошел на метр от кровати. Погладил Ивонне по волосам и произнес еле слышно, обращаясь только к больной, будто полицейских и не было в палате:

— Для меня было большим облегчением узнать об этом. Фиона была такая... Она, можно сказать, постоянно искала в жизни опору, которую потеряла. Я часто размышлял, почему? Меня это мучило. Неужели нельзя было все мне рассказать, спустя столько-то лет!

В его голосе звучала обида, он и сам ее расслышал и нервно сглотнул. Ингвар увидел, что он сильнее сжал руку тещи, прежде чем продолжить:

— Я думаю, что нам нужно поговорить. По-настоящему поговорить. Но сейчас, пожалуйста, будьте так добры, ответьте на вопросы Стюбё. Это важно, Ивонне. Сделайте это, пожалуйста.

Она тихо плакала. Слезы взбухали каплями в уголках глаз и потом, прочерчивая дорожку на висках, скрывались в волосах.

— Я не хотела... Мы думали...

— Не плачьте, — сказал Бернт. — Постарайтесь успокоиться.

— Ее жизнь была бы разрушена, — прошептала Ивонне. — Ей еще не было шестнадцати, она как раз должна была идти в гимназию. Отец ребенка... — Казалось, силы ее покинули. Тонкая струйка прозрачной жидкости вытекала из левой ноздри, она поднесла тыльную сторону ладони к лицу. — Он был дрянной мальчишка. Он сбежал, и было слишком поздно для... Я должна была, конечно, заметить, но я думала: переходный возраст, гормональный сдвиг, она поправилась...

— Ивонне, — позвал Бернт Хелле и попробовал удержать ее взгляд. — Послушайте теперь меня. — Она отвернулась от зятя и попыталась вырвать ладонь из его руки. — Послушайте меня, — повторил он таким тоном, как будто разговаривал со своей упрямой дочерью. — У нас с вами еще много времени на разговоры. Сейчас важно, чтобы полицейские получили ответы на все свои вопросы.

Ивонне отказалась от попытки освободить свою руку и лежала теперь неподвижно, обессиленная. Даже волосы, растрепавшиеся по подушке седыми клочками, выглядели безжизненными.

— Его зовут Матс Бохус, — внезапно сказала она своим прежним голосом, холодным и равнодушным одновременно. Родился тринадцатого октября тысяча девятьсот семьдесят восьмого года. Это все, что я знаю.

Ингвар снова приблизился к кровати.

— И этот Матс недавно приходил к Фионе, — констатировал он, как будто ему и не нужно было подтверждение Ивонне.

Она все равно пробормотала что-то подтверждающее, не глядя на Ингвара.

— До Нового года или после? — спросил он.

— Перед самым Рождеством, — прошептала Ивонне. — Он был... он... — Поток слез, казалось, и не собирается останавливаться.

Бернт Хелле нашел в ящике ночного столика носовой платок и вложил ей в руку. Ей хватило сил лишь на то, чтобы слегка прикоснуться к уголку глаза.

— Я отослала ее тогда из дому, — вдруг сказала она. — Послала Фиону к моей сестре в Докка. Достаточно далеко, чтобы до соседей слухи не дошли.

Ингвар вздрогнул, потому что Ивонне рассмеялась. Звук был похож на карканье раненой вороны — хриплый, пронзительный и безрадостный.

— Она родила слишком рано, — продолжила Ивонне. — Меня там не было. Никого не было. Они могли умереть там вдвоем...

Она закашлялась. Бернт Хелле приподнял ее за плечи. Когда приступ наконец-то закончился, он осторожно вытер ей рот и уложил обратно.

— С мальчиком что-то было не в порядке, — отдышавшись, сказала она. — Но это было уже не наше дело.