Битва веков

— Уходим! — Князь взмахнул бердышом, начисто снося голову повернувшегося спиной врага, нырнул вместе с холопами и еще тремя боярами из полусотни обратно под кроны, и они все вместе принялись лихорадочно рубить спутавшую пленников веревку.

Татарские всадники крутились на дороге — переплетение ветвей было изрядной неприятностью и для них. Один попытался, пригнувшись, въехать в лес — но Андрей тут же осадил его, съездив бердышом по голове скакуна. Сам бандит, увы, уцелел: прежде чем умереть, шарахнувшийся от боли назад конь выбросил его на спасительную открытую дорогу

Крымчаки что-то заорали на своем наречии, поскакали вперед. Загрохотали телеги, вопли детей стали удаляться. Бояре выбежали на дорогу, попытались догнать — но пешим конных не опередить. Они повернули обратно, торопясь к месту главной схватки, но когда поспели, все было уже кончено: ратники добивали последних татар.

— Они детей увезли! — крикнул Андрей, указывая на дорогу. Два десятка всадников сорвались в погоню.

Князь хотел было добежать до своего скакуна и тоже мчаться следом — но увидев, сколько на дороге мучается раненых, остался. Здесь от него пользы было намного больше. Наскоро осмотрев повреждения, он отправил Полеля и Изольда сдирать с веток кору для лубков, сам полез по сумкам в поисках мха и чистых тряпок для перевязки.

Покалеченных рук оказалось восемь: шесть открытых прорубов с повреждением кости, два закрытых перелома, полученных то ли при падении, то ли от удара ратовищем. Кровь князь по мере возможности попытался остановить сухим болотным мхом — который, как известно, еще и хороший антисептик. Потом поврежденные места укладывал в корытце из коры, тщательно заматывал сверху нарезанными из татарской одежды лентами: в коре со мхом не страшно, грязь не попадет. Четыре глубоких раны встретились на ногах. Кости тут, к счастью, не пострадали ни у кого — до них через толстый слой мяса достать не так просто, но вот кровопотеря получалась большой, и раненые слабели на глазах. Три сильных удара, пробивших даже доспехи, достались воинам в грудь. Бедняги хрипели, кашляли кровью, но делать им перевязку Андрей опасался: если кровь потечет в легкие, они рисковали банально захлебнуться. Оставалось только перевернуть их раной вниз и молиться за крепость их здоровья. Семерым его помощь уже не требовалась — они были мертвы.

К тому времени, когда он с помощью холопов и оставшихся бояр управился с этим тяжким делом, вернулись из погони остальные дозорные, привезя еще пятерых раненых.

— На лучников налетели, — пояснил боярин Силин и зло сплюнул: — Поганые ушли, не достать.

Воин осмотрелся и скорбно перекрестился: его полусотня фактически прекратила свое существование. Двух десятков уцелевших бойцов едва могло хватить на то, чтобы довезти раненых до лагеря, всячески уклоняясь от возможных стычек.

С увечными на спинах коней вскачь не помчишься, и до Данилова монастыря они добирались четыре дня. Здесь князь смог, наконец, отмыться в монастырской бане, купить себе и холопам чистое исподнее, обрить голову — а то ходил заросший, как в трауре, тафья не держалась. Приведя себя в порядок, он отправился в ставку царского воеводы.

— Здрав будь, Андрей Васильевич! — обрадовался его появлению князь Воротынский. — Хоть ты сказать можешь, что происходит?

— Все, что я знаю, дружище, так это то, что на Серпуховской дороге мы с татарами столкнулись. Иоанна Васильевича вроде как телохранители увезли, а я с тех пор все с татарами по глухим углам рублюсь. Как государь, тебе ведомо? Цел ли, жив, не в полоне?

— Иоанн, как я слышал, к Ярославлю отъехал, но от него известий нет, — хмуро заметил воевода. — От князя Вельского — тоже, от земской рати — ничего. У меня всего шестьдесят сотен, и что делать с этим, не знаю! — хлопнул он ладонью по столу, заметался в своей палатке от полога к пологу. — За все время ко мне сюда лишь шесть тысяч ратников в опричной земле исполченных подошли. Вестей никаких не имею. Знаю лишь от дозоров своих и беглецов из столицы, что крымчаки возле нее числом огромным сидят. Чуть ли не сто тысяч басурман Москву грабить пришло! У меня же всего шестьдесят сотен! Шестьдесят! Шесть тысяч боярских детей! Распустил я двадцать полусотен, дабы изгоны татарские перехватывали, остальные силы кулаком держу, дабы ударить, коли понадобится.

— Я в такой полусотне и погулял, — оправдываясь, ответил Зверев. — У боярина Ильи Сивина. Три татарских изгона мы растрепали, но и от нас ничего не осталось.