Казалось бы, есть повод успокоиться. Русский Союз — это уже веско. Новые...
Как бы вы отреагировали, обнаружив на своей вешалке в школьном гардеробе...
Именно под общим. Местный наркоз не страшен совсем. Больно будет или не очень – перетерпим.
А общий… Как бы плохо ты себя ни чувствовал перед операцией, но ты все-таки жив и полностью себя осознаешь, можешь еще сам решать свою судьбу. А потом врач капает на маску эфиром или вводит препарат в вену – и все. Проснешься ты потом или нет – никто сказать не может. Умрешь – и даже не узнаешь об этом…
Шульгин сам был врачом, знал, как оно случается.
То же самое и сейчас. Трусом он себя никогда не считал, смертельный риск его скорее возбуждал, наполнял удесятеренным ощущением радости бытия, но есть риск – и риск. Попытаться проскочить на мотоцикле по переброшенному через пропасть бревну – это одно, а крутануть барабан револьвера в «русской рулетке» – совсем другого плана забава.
И как смертельно больной перед пересадкой сердца или почек одновременно хочет, чтобы все скорее кончилось, и надеется в душе, что операцию отложат, на день, два, неделю, так Сашка, пока еще неосознанно, стремился оттянуть свое возвращение в собственное тело.
Примерно через час после ухода Лихарева капсула в ухе Шульгина вновь ожила.
– Твой компаньон сейчас приступил к веселью в хорошей компании. Часа четыре минимум у нас есть.
– Он действительно развлекаться поехал? Я, честно говоря, думал, что это какой-то финт.
– Напрасно. Ничто человеческое ему не чуждо. Как и Сильвии, в чем ты убедился, да и Ирина ваша отнюдь не монашествовала. Работа работой, а в остальном они себе в радостях жизни не отказывают. Я сейчас постараюсь аккуратно снять защиту и заблокировать системы слежения. Нам лучше поговорить с глазу на глаз, согласен?
– Тебе виднее…
Шульгин в очередной раз убедился в техническом превосходстве форзейлей над агграми. Вроде бы и у тех, и у других аппаратура настолько несоизмерима с земной, что не человеку судить, а тем не менее… Разница, как между фордовской кареткой модели «Т» 1915 года и современным «Мерседесом».
Вот и сейчас – никаких аггрианских «окон», окруженных светящимися рамками, и внепространственных тоннелей. Просто вдруг бесшумно исчезла стена напротив дивана. Шульгин увидел угол знакомого кабинета, колеблющиеся кремовые шторы и самого Антона, сидящего в простом деревянном кресле у раскрытого на океан окна.
И никакого «шва» или видимой границы между мирами.
Встань и шагни туда, в Замок, с которым связано столько романтических и приятных воспоминаний. Шагни – и закончатся все твои проблемы.
Даже сердце слегка защемило, когда представил…
– Барьер пересекать не пробуй, – Антон словно угадал мелькнувшее у Сашки желание. – Иначе могут быть последствия… Грубо говоря, «пробки вышибет».
– Раньше ведь ходили… – слегка растерянно ответил Сашка. – Сколько раз, и туда, и обратно.
– Так, против временного потока, с некомпенсированной массой – не ходили. Когда Воронцов в прошлое отправлялся, здесь, как бы выразиться, оставался адекватный объем ранее занятого им пространства-времени. Такой эфирный слепок. В него он и возвращался, энергия требовалась только на механическое перемещение объекта, грубо говоря. А Шестакова в нашем мире не было, то есть твое тело сейчас фактически – около сотни килограммов антиматерии. Нейтрализовать ее мне нечем. Хорошо, что уходить ты будешь в виде информационного пакета. Но это все теория. Поговорим о практике.
Антон изложил ему, какие именно надежды он возлагает на Шульгина сейчас, что ему следует сделать до того, как вернется к себе самому[23].
– Понятно, – покивал головой Сашка. – Но у меня, случайно, и другие предложения есть. Вот, просмотри… – Он протянул записку Сильвии.
– Чрезвычайно интересно… – Шульгин отметил, что форзейля идея перехода на Валгаллу чем-то заинтересовала. – Ты «ей» это показывал?
– А зачем?
– Молодец. Пока не знаю, но мало ли… Вдруг пригодится. Тебе, тебе, не мне. Я на Валгаллу не собираюсь, а вот ты… Чем не запасной вариант? У тебя формула, у нее – аппаратура. Ей придется все время изобретать доводы, по которым она пока не может тебя отправить. Вот-вот, мол, не сегодня-завтра… А человек, которому приходится юлить и врать, неминуемо будет совершать ошибки… Потом я тебя «эвакуирую», вставлю Шестакову новую программу, а она все еще будет считать…
И тут Шульгин выбросил на стол свой козырь. Плод кратковременных, но мучительных размышлений, шанс отсрочить так пугающее его «развоплощение» и одновременно посмотреть, что получится в результате столь эффектного вмешательства в историю и геополитику. Уйти никогда не поздно, но отчего бы вдобавок еще и не хлопнуть громко дверью?