Он ткнул пальцем в дверь напротив и, посвистывая, отправился по своим делам.
Теперь там – без него разберутся. И в запретную дверь не полезут.
А хрип и горловые спазмы Саши, которой раскисший кляп уже до глотки достал, свободно примут за клокотание той самой таинственной фановой трубы.
Обратно к своему столику он вернулся – и в принципе расчет времени это позволял – обычным путем.
Куда пошел, оттуда и вернулся.
Как нормальный перебравший мужик, которому хватило остатков ума навестить туалет, использовать два пальца, сполоснуть после процедуры рот, умыться, покурить, опершись на борт над прохладной рекой, пришел он практически в порядке.
За те самые десять минут, в которые нормально джентльменский туалет и укладывался.
Слегка бледный, конечно, зато повеселевший, взбодрившийся, почти забыв о недавней ссоре с подругой. Или готовый, несмотря ни на что, понять и простить.
Налил полный стакан газированной сельтерской воды, которая в сифоне непременно подавалась на любой стол за счет заведения.
– Майя, иди сюда! Наверное, ребятам уже охота и одним побыть…
Избито, но на эффект разорвавшейся бомбы это все же походило.
Две поднаторевшие в своем деле, трезвые, патентованные заплечных дел мастерицы отправились на дело, до ужаса простое дело, и не вернулись. А клиент вот он, вернулся, почти протрезвев, словно они вообще ходили по разным дорожкам.
Выражаясь банальным слогом романов эпохи романтизма, сказать, что Герасимов был ошарашен, – значило не сказать ничего!
Он был испуган, ввержен в недоумение, разозлен, а более всего – желал немедленно исчезнуть с этого места и с этого парохода, куда занес его черт, спрятавшийся под личиной одного хорошего знакомого. Богатого и влиятельного человека.
«Как же так? – смятенно думал сейчас Герасимов, – там же и вопросов никаких не возникало! Девки такие, что и самого прокурора из кабинета вынесли бы, не споткнувшись. А этого пьяницу и трогать не требовалось. Толкни пальцем в спину – и он уже за бортом.
Но вот взял и вернулся. Особенно потому невероятно, что он все-таки вернулся. Их нет, а он вернулся.
Если бы там случилась серьезная разборка и он в ней победил, справился с жуткими бабами (без единой царапины, кстати!), чего ж ему возвращаться? Ни один профессионал в подобной ситуации так бы не поступил.
А вдруг это просто идиотская случайность – ну, просто они разминулись.
Или, хуже того, навязанные ему в напарницы сучки, передумав или испугавшись, просто убежали. Или – их перекупили… Что бы там ни было, все плохо, плохо, плохо…
Бежать, бежать! А куда? И как?»
Майя, передумавшая за эти минуты всякое, поскольку тоже ощущала взгляды и флюиды, исходящие от своих внезапных собутыльников, даже не выходя из роли, с облегчением встала, чтобы возвратиться на свое место.
Вадим тем временем продолжал игру, чтобы дотянуть без дальнейших эксцессов до прихода «печенегов».
Десять минут еще?
Сильно пьяный человек может освежиться и взбодриться, но отнюдь не протрезветь. Алкогольдегидрогеназа[13] работает в заданном биохимией режиме.
Вот он и наплескал себе бокал уже настоящего шампанского, качнулся вперед через проход, потянулся, желая чокнуться с Герасимовым.
– Правда, извините, ребята, это по моей вине вам напрягаться пришлось…
Вроде как бы у него в глазах двоилось.
А по времени «печенеги» уже совсем на подходе. Да не их ли это движок гудит слева и спереди в ночном небе, подсвеченном вдали московским заревом?
– И – сидеть! – Отбросив бокал, он выбросил вперед руку с пистолетом, который в ракурсе снизу вверх должен был показаться Герасимову еще больше и страшнее, чем на самом деле.
– Что, почему? – растерянность клиента была полной. Поскольку – эффект внезапности.
– Одно движение – стреляю без предупреждения.
За остальными столиками народ продолжал добросовестно веселиться, не обращая внимания, что там рядом делается. Если кто и оглянулся, подумал, наверное, подносит человек товарищу зажигалку стилизованную. Прикурить, в смысле.
Для полной убедительности Ляхов снова, как и перед Сашей, медленно потянул пальцем спуск.
Простой прием, но страшно эффективный. Когда клиент видит перед носом оружие с открытым курком, Смерть из некоей мистической абстракции переходит в технологическую реальность, измеряемую только несколькими миллиметрами до срыва шептала.